– Ах, это ты, Павлов? – ощерился Хаким, медленно шагая вниз по трапу, не выпуская из рук пулемет. – Выходит, Ибрагим облажался! Хм! А ты – действительно дьявол в таком случае. Но только и я не ангел!!!
Сергей молча слушал его повествование. «Обычный треп, которым пытаются воздействовать на моральное состояние противника или отвлечь его, – плавали, знаем. Откуда он знает фамилию – разберемся после, это неважно. Гораздо значимее то, как этот подонок держит пулемет. Привычно держит, к "рукопашке" готовится!» Он неторопливо перехватил «калашников», взявшись за цевье и приклад, и отступил на шаг, выходя на открытую площадку, оставляя своему противнику для маневров узкий дверной проем. Хаким это заметил и оскалился еще больше.
– Хочешь поиграть? – прошипел он, продолжая надвигаться на моряка. И тут же плюнул ему в лицо. Сергей инстинктивно уклонился в сторону, в готовности отразить его следующий выпад. А он последовал незамедлительно, в расчете на отвлеченность плевком. Хаким оказался очень трудным противником, с хорошей реакцией и сильным, поставленным ударом. Да и школа у него чувствовалась, не самоучка. Это Полундра понял уже после первого выпада. Приемом, очень похожим на бой американского спецназа, араб попытался сбить рукой его руку с «калаша» и, продолжая движение, размозжить ему череп. Но не тут-то было. Тяжелый пулемет провалился в пустоту, лишь краем задев Сергея по руке. А он уже контратаковал: удар ногой в голень, зацеп автоматом и тычок. Хаким даже понять ничего толком не успел. Был бой, он нападал, а потом кто-то выключил свет, и все.
Отпихнув ногой «negev», Сергей приложил пальцы к сонной артерии, проверил – жив. Рывком развернул араба лицом вниз и, выдернув у него из штанов ремень, надежно стянул ему руки за спиной. Подозрительная тишина установилась вокруг. Угадать бы, кто кого. Настороженно выходя из надстройки, Сергей позвал по-русски, готовый в любой момент нырнуть обратно под защиту измочаленных пулями стен:
– Эй, ты живой?
Где-то впереди зашевелились. Потом послышался недовольный голос Зетлера:
– Это ты? Твои приятели засели на буксире? Скажи им, пусть перестанут палить, они меня чуть не подстрелили.
– А где арабы?
– Где-где, – проворчал оперативник. – Там, где им и место, – в аду. А где Ассади?
– Это тот, который с пулеметом? Живой пока.
Зетлер, который, пригибаясь, пробирался к Полундре, испуганно остановился:
– Где он?
– У входа на мостик. Кстати, давай его оттуда вытащим, чтобы был под присмотром.
Вдвоем они выволокли Хакима, который еще не пришел в себя, на свежий воздух, если можно было так назвать тот смрад из дыма и запахов человеческой смерти, который веял над палубой.
– Давай его в туалет, – предложил Зетлер.
– В гальюн, – поправил его Сергей, бережно складывая тело рядом с унитазом. Проверил ремень на руках, обшарил одежду в поисках скрытого оружия. Захлопнул дверь.
Оперативник гордо стоял, держа автомат на плече. Что-то в его взгляде не понравилось Полундре. Все-таки знакомы они недавно. То, что никакой это не моряк, он понял почти сразу, и прыткости у парня чересчур много. Странно все как-то. Тут и до беды недалеко.
– Автомат-то верни, – посоветовал он Зетлеру. – Ты же с мирного судна, зачем тебе он?
– И не собираюсь, – заявил контрразведчик. – Мне без него никак нельзя. Нервничаю очень, когда руки не заняты. Ты вокруг-то посмотри – война. А ты «верни, верни»!
Средиземное море. Нейтральные воды недалеко от границы Израиля
Бледный Петро сидел возле самого фальшборта и отрешенно смотрел на то место, где только что ушел под воду буксир. Перебрались они на еврейский корабль благополучно, даже пленника не утопили. Но теперь ему казалось, что лучше бы они этого не делали. Зеленый, как трава в июне, Мишаня чуть-чуть успокоился и только нервно икал. Его уже перестало выворачивать наизнанку. Воевать с арабами, стрелять из автомата, ходить под пулями и даже тонуть на разбитом буксире оказалось не так страшно, как ходить по полю брани по окончании битвы. В этом Петро был уверен. Поначалу он не сообразил, что это за лужи растеклись по палубе и что за мешкообразные предметы разбросаны то тут, то там. Возбужденный от успешного окончания боя и оттого, что они успели в самый последний момент покинуть гибнущий катер, он, как и его друг, радостно шли рядом с Сергеем, который оказался героическим парнем – в одиночку отбил у боевиков целое спасательное судно. Все было замечательно. А потом Мишаня споткнулся обо что-то круглое, и это что-то выкатилось на свет, оказавшись человеческой головой с перекошенным в предсмертных муках лицом и перепачканными засохшей кровью волосами. Вот тут-то они словно прозрели. Шли по палубе, а оказались посреди бойни, где через каждый шаг лежал убитый человек, где валялись в лужах крови оторванные взрывами конечности.
Первым не выдержал Мишаня. Кинувшись к борту, он навалился на планшир и огласил окрестности стонами, сбрасывая прямо в море содержимое своего желудка. Самому Петро удалось справиться с подкатившими под самое горло спазмами. Хотя, может, и легче было бы, если бы сделал так, как рвался поступить его организм. Но он справился. Негнущимися ногами дошел до Мишани, который, едва закончив первый заход, обнаружил, что планшир, за который он держался, испачкан в чьей-то крови, еще не успевшей подсохнуть. Бедолагу снова вывернуло, хотя было уже нечем.
Петр с трудом нашел местечко, относительно далеко располагавшееся от распростертых тел и не залитое ничем. Там и остановился. Сел прямо на доски, вытянув ноги. Мишаня отыскал его чуть позже, когда обрел способность передвигаться и немного соображать. Тоже присел рядом. Молчали. Смотрели на море, поглотившее с одинаковым безразличием и подводную лодку вместе со всей ее командой, и буксир. Ничуть не смутившись, оно так же приняло бы и их вслед за катером в свои бездонные объятия. Потом стали глядеть на звезды, которые блестели так же ярко и беспечно, как и до этого, и которым тоже не было ровно никакого дела до того, что творилось на маленьком спасательном кораблике.
Полундра не стал вмешиваться, заметив страдания украинских моряков. По опыту знал: каждый должен сам справиться с такой ситуацией. Никакие советы и подбадривания не помогут. Не каждый человек способен спокойно реагировать на такие вещи. Вернее, нормальный человек вообще не может. Но если ему приходится сталкиваться с этим волею обстоятельств или в силу специфики профессии, как у Сергея, например, то чувства постепенно притупляются, «перегорают». И человек может вести себя так же, как и всегда, отгородившись от негативных эмоций маской безразличия. Привыкает, одним словом.
Единственное, чего опасался Сергей, краем глаза все же присматривая за ними, так это каких-нибудь необдуманных и опасных поступков под действием психического стресса. Были на его памяти случаи, когда крепкие с виду парни после первого контакта под водой с противником, а попросту – после первого «жмурика», пытались даже руки на себя наложить. Вот этого допустить было нельзя. Сергей пока не видел у ребят подобных намерений, вроде бы отошли. Но о том, чтобы привлечь их к уборке палубы, речи, естественно, быть не могло. Поразмыслив, он решил оставить все как есть. В конце концов это ведь не просто точка вооруженного конфликта, но еще и место преступления. А все, что здесь лежит, – улики.