– Давайте остановимся! – воскликнула О-Рибу, когда метрах в трехстах от грузовика появилось маленькое стадо. Что именно это за животные, издалека разглядеть было трудно.
– Нет, сейчас нельзя, – покачал головой Иримато. – Мы должны сделать свое дело. На нас лежит огромная ответственность. Ведь всему этому, – он сделал широкий жест, обвел рукой, показывая на простирающуюся вокруг степь, – всему этому грозит страшная опасность. И только мы может ее предотвратить, больше никому нет дела до того, что захороненные безответственными военными вирусы могут в любой момент вырваться на свободу!
– Да! Правильно! – воскликнул Като. – Я не любил Советский Союз, но тогда руководители хоть немного заботились об экологии, поддерживали порядок и следили за опасным оружием. А теперь всем это безразлично!
Былинкин и Сысоев переглянулись. Оба не сказали вслух ни слова, но поняли друг друга прекрасно. И тот, и другой считали, что военные, которые прекрасно понимали, с чем имеют дело, захоронили все надежно. А для экологии этих мест распад СССР наоборот был только на пользу – намного снизилась активность человека. Вон, даже Арал пересыхать перестал, наоборот, постепенно приходит в норму.
– Ты прав, Като, – сказал Савада. – В те времена хотя бы не было опасности, что бактериологическое оружие попадет в руки международных террористов или режимов типа корейского или вьетнамского.
– Советский режим и сам был не лучше, – сказала О-Рибу. Поразительно, а ведь раньше девушка целыми днями молчала!
– Ну, это как сказать, – ответил Былинкин. Его замечание девушки слегка обидело. Советскую власть он и сам не любил, но последние пятнадцать лет развеселой жизни на так называемом «постсоветском пространстве» избавили его, как и многих других либералов, от розовых очков. Впрочем, и от черных тоже. Известно ведь, что либеральная интеллигенция перестроечных лет – а именно на те годы пришлась ранняя молодость Былинкина, – обладала очками обоих видов. Просто через розовые либералы смотрели на Европу и Америку. А через черные на свою собственную страну. Теперь же стало ясно – много было хорошего в Советском Союзе. Плохого, ясное дело, тоже хватало. Однако вот парадокс – хорошее с распадом СССР очень быстро исчезло почти полностью. А плохое, тоже почти полностью, осталось. Былинкин, думая об этом, вспомнил слова, вычитанные недавно в одной книжке, – что-то насчет того, что при кардинальном изменении общественного строя лучше всего приспосабливается к переменам именно то, что вызывает наиболее резкое и непримиримое желание этот строй поменять.
– В чем-то и не лучше, – продолжал Матвей Семенович. – Но уж точно СССР был ответственнее, чем Вьетнам, Корея и Куба какая-нибудь. По крайней мере без серьезной причины он бы такое оружие применять не стал.
– Верно, – поддержал его Илья Вадимович Сысоев.
Спорить японцы не стали – видимо, из уважения к чувству патриотизма своих коллег, для японцев такого рода чувства святы.
Тем временем грузовики подъехали к морю и покатили вдоль побережья. До перешейка оставались считаные километры. Экологи снова замолчали – приаральская природа открылась перед ними с новой стороны, здесь, около воды, все было не так, как в открытой степи.
Над узким заливчиком, полумесяцем вдающимся в берег, кружила стайка сварливых крачек. Их пронзительные скрипучие голоса далеко разносились над водой. Время от времени птицы отвесно пикировали, выхватывали из воды рыбью молодь. О-Рибу нацелила было на них камеру, но тут же перевела ее на более достойный объект – чуть дальше над морем описывал широкие круги крупный орлан-белохвост. Эта птица серьезная, в отличие от крачек, молодь орлана не интересует. Он выжидает подолгу, иногда до получаса, то поднимаясь в восходящих потоках, то планируя вниз, к волнам. А потом делает резкий бросок вниз. О-Рибу очень повезло – она нацелила на орлана камеру за несколько секунд до очередного броска. Орлан стремительно спикировал, на долю секунды почти погрузился в воду, и вот он уже тяжело летит к берегу, сжимая в когтях крупную серебристую рыбину.
– Как здорово! – воскликнула девушка, ведя объектив за птицей. – Кто это?
– Орлан-белохвост, – ответил Сысоев. – Да, повезло вам, он не так часто ныряет, а добычу хватает примерно один раз из трех.
– Какие кадры получатся! Дикая природа, ни малейшего следа присутствия человека!
– Ну, кое-какие следы человека в кадр попадут, – сказал Былинкин. – Вон та лодочка, например.
– Какая лодочка? – спросила японка.
– А вон, – Былинкин показал рукой.
Вдалеке от берега действительно двигалось довольно большое судно на воздушной подушке – совершенно не типичное для здешних мест.
– Да, правда, – с легким разочарованием в голосе сказала японка.
– А разве это называется лодочка? – неожиданно спросил Савада Иримато, пристально всматриваясь в судно.
– Нет, наверное. Это я так, иронически, – ответил Былинкин.
– Понятно.
Больше загадочное судно ученые не обсуждали. Савада, которого оно заинтересовало, впредь вопросов не задавал, а русских это и вовсе не интересовало. Плавает оно, вот и пусть себе плавает.
Вскоре грузовики въехали на перемычку между островом Возрождения и материком. Примерно через полчаса впереди показался блокпост. Встретил экологов молодой военный в форме казахской армии. Невооруженным глазом было видно, что ему смертельно скучно. Документы он проверял у Иримато всего несколько секунд, зато потом принялся во всех подробностях расспрашивать об экспедиции и ее цели. Японец вежливо отвечал. Тем временем два автоматчика, подошедшие к грузовикам вместе с офицером, стали заигрывать с О-Рибу. Получалось плохо – девушка почти не говорила по-русски, а школьный английский, на котором попытался выступить один из казахов, был еще смехотворнее, чем пиджин-инглиш, на котором разговаривали ученые.
Офицер, видимо, был настроен отпустить ученых не раньше чем через пару часов – болтовня с ними хоть какое, а развлечение. Но Иримато, сообразивший, в чем дело, незаметно сунул ему сложенную банкноту, и казах тут же превратился в образцового служаку.
– Проезжайте! – сказал он, шагнув в сторону и отдавая честь. – Только будьте там поосторожнее, на острове можно на всякий сброд наткнуться.
– Что за сброд? – спросил Иримато.
– Да разные люди попадаются… браконьеры, охотники за металлом, рыбаки иногда причаливают. Смотрите, если надо, я могу с вами пару солдат отправить.
– Нет, не надо, – решительно заявил японец. – Мы сами можем за себя постоять.
«Да ну?! – удивился Былинкин. – Не знаю уж, как вы, господа японцы, а мы с Ильей Вадимовичем от всяких криминальных элементов защититься сами вряд ли сможем! Нет, что-то я не пойму, почему он от солдат отказывается? Конечно, этот тип за них бы дополнительно денег взял, но вот уж чего-чего, а денег у Иримато хватает!»
Однако возражать было поздно. Иримато уже возвращался к машине. Офицер дал отмашку, шлагбаум поднялся, и через минуту блокпост остался позади.