Звонок не умолкал, из чего Петров понял, что звонит не местный. Коренным жителям республики при всех их недостатках нельзя было отказать в одном – они никогда не навязывали свое общество другим. Тот, кто ломился в дверь, скорее всего был русским. Додумавшись до такого вывода, Петров отставил в сторону стакан и полез в бар за купленным по случаю «вальтером». Ни один народ в мире не боится так встречи с соотечественником за границей, как русский. Два незнакомых американца просидят в кафе на Де Кейсерлей в Антверпене вместе несколько часов, обсуждая преимущество хотдога перед гамбургером и делясь последними бейсбольными новостями. Два русских, встретившись там же, в лучшем случае молча проглотят булочку, давясь горячим кофе, и, не оборачиваясь, бросятся бежать в разные стороны, настолько велик их ужас перед себе подобными.
Петров жил не просто за границей России, а в местности, официально получившей название «ближнее зарубежье». В результате естественного отбора обыкновенных русских здесь сменили «новые русские», которые наведывались в эти края исключительно по делам бизнеса. Бизнес у них в основном был нелегальный, но, в отличие от врачебной практики фельдшера, гораздо прибыльнее. Сам Петров считал всех приезжающих в республику русских бандитами и всячески избегал общения с ними.
– Кто там? – спросил Андрей, пытаясь разглядеть в дверной «глазок» незваных гостей.
Их оказалось двое, что только усилило его опасения.
– Нам нужен доктор, – сказал один из них требовательным тоном.
– Вы попали не по адресу. К врачам ходят в больницу. У входа вы видели надпись «больница»? Нет! Значит, это не больница.
– Но нам сказали, что здесь живет доктор! – настаивал человек за дверью, не убирая палец с кнопки звонка.
– Не живет! – возразил Андрей. – И перестаньте, в конце концов, звонить! Все равно никто не откроет.
– Почему?
– Никого нет дома! – ответил Петров, давая тем самым понять, что разговор окончен.
Воинственно размахивая пистолетом, он вернулся на диван, отложил «вальтер» в сторону и уставился на недопитый стакан. За окном не переставая шел дождь. Приступ русофобии сменился у фельдшера внезапной тоской по родине, тем, что русские привыкли называть ностальгией. Забыв про пистолет, со стаканом в руке Андрей выскочил на лестничную площадку.
– Эй, мужики! – закричал он. – Вы еще тут?
– Тут! – откликнулись с улицы помилованные гости, стоявшие под козырьком подъезда.
Быстро сбежав по ступенькам вниз и стараясь не расплескать спирт, Петров спросил:
– Кто звонил?
– Я. – Парень шагнул навстречу.
– Пей! – приказал фельдшер, протягивая стакан и пристально следя за незнакомцем.
– Спирт? – спросил тот и бросил вопросительный взгляд на друга за спиной.
– Спирт, – подтвердил врач.
Андрей давно не видел, чтобы так пили. Парень влил в себя содержимое стакана, ни разу не поморщившись. Он заглотнул спирт несколькими движениями, словно факир, и отдал назад пустую посуду.
Фельдшер многозначительно хмыкнул, но на всякий случай решил уточнить:
– Водку будешь?
– Я с другом.
– Хватит на всех. Заходи.
Гость протянул ладонь и представился:
– Владимир.
– Андрей, – в свою очередь сказал врач и добавил, подражая чеховским героям: – Андрей Софронович Петров. Фельдшер.
Вовка кивнул.
– А это мой друг Паша, – отрекомендовал Гуляй Дробина, с мрачным видом наблюдавшего со стороны за происходящим.
Достаточно было беглого взгляда на Пашку, чтобы понять, кто из них двоих болен. Дробин осунулся. На бледном лице играли нервные желваки. В мутных от бессонницы глазах читались тоска и недоумение. Так смотрит корова, идущая на убой. Внезапно свалившаяся на него хворь казалась смертельной не сама по себе, а от того, что случилась так некстати. «Подхватить венерическую болезнь по пути к логову Эмира, – откомментировал новость о появившихся у друга болях в области паха Гуляй, – могло только существо, несдержанное в своих желаниях». Было решено пока ничего не говорить Святому, а попробовать отыскать знающего врача на стороне. Очень скоро приятели убедились, что сделать это не просто. Времени на поиски не оставалось. О том, чтобы обратиться в кожвендиспансер, не могло быть и речи. В отчаянии Дробин носился по гостинице, где остановилась команда Стэллы, чтобы свести счеты с заразившей его подругой. Имени девчонки Паша не знал. Вдобавок оказалось, он не совсем точно помнил, как она выглядела. Точнее, совсем не помнил, не считая одной подробности.
– У нее под правой грудью большая родинка, – почти умоляюще объяснял Дробин Вовке. – Очень красивая, похожая на сердце.
– И что, нам теперь следует посрывать бюстгальтеры со всех здешних телок?! – бушевал Гуляй. – Нет, я, конечно, не против. Но, во-первых, где гарантия, что ты еще чего-нибудь не подхватишь, а во-вторых – зачем? Морду бабе набьешь, покалечишь! Так пользы от этого никакой. Крик только лишний поднимется. И потом, может, ты и не заразился вовсе.
– Как не заразился? Болит ведь! – жалобно тянул свое Пашка.
– Болит! Поболит, поболит и отвалится, – пошутил Гуляй, за что тут же получил удар под дых.
Придя в себя, Вовка раздобыл где-то адрес местного подпольного светила. Этим светилом и оказался опальный в прошлом уролог.
– Раздевайся! – отдал Пашке короткую команду Петров, когда они поднялись в квартиру.
Дело происходило в зале. Гуляй, чтобы не смущать друга, удалился на кухню готовить закуску.
– Рубашку можешь не снимать, – заметил фельдшер совсем потерявшему ориентацию Пашке, надкусывая большую зеленую грушу.
Врач отложил грушу на столик, рядом с пистолетом.
– Минет любишь? – спросил он, и, пока Дробин беззвучно шлепал губами, собираясь с мыслями, Петров сам сделал вывод: – Да кто ж его не любит?!
Пашка молча согласился.
– Давно болит? – последовал новый вопрос.
– Дня три.
Врач недоуменно поднял глаза:
– Вы, батенька, когда любовью занимались?
– Тогда и занимался.
– А до этого?
– До этого он исключительно самоудовлетворялся! – донеслось из кухни.
Закончив осмотр, Петров вынес вердикт:
– Абсолютно здоров.
– Здоров? – недоуменно переспросил Дробин, так, что сразу было не разобрать, рад он или нет.
– Однозначно! Можно, конечно, взять мазки на анализы и так далее. – Андрей мыл руки в ванной. – Это еще дня два. Пожалуйста, если у вас есть время.
Времени у друзей не было. Из-за дождей в горах начались оползни. Некоторые районы уже оказались отрезанными от внешнего мира. Как обычно, вдобавок к природным стихиям в самой столице начали разгораться политические страсти. Два местных клана, к одному из которых принадлежал президент, а другой еще со средневековья держал под собой северные провинции, решили породниться. Президент собирался выдать замуж сразу двух своих племянниц. В качестве женихов выбор пал на сыновей Мохамеддина – человека, не без основания считавшегося вторым лицом в стране. Трудно было переоценить последствия подобного союза вчерашних заклятых врагов для республики. Не секрет, что династические браки спасли в прошлом не одно государство от окончательного развала и гибели. Проблема заключалась, однако, в представителях других родов, видевших в подобном союзе смертельную опасность для себя. Все шло к новой вспышке гражданской войны.