Хвалько приходил в себя медленно. Вначале его веки приподнялись ровно на четверть. Из-под них узкой полосой блеснули белки глаз. Затем он приоткрыл рот, издав что-то вроде придушенного мяуканья.
Дмитрий рывком посадил Пыжика, прислонив спиной к «буржуйке», чтобы тот не свалился.
– Слушай, вошь! – Он вкатил Хвалько несколько пощечин. – Сейчас ты расскажешь, что случилось со Степанычем.
Хвалько, точно годовалый младенец, переевший материнского молока, срыгнул желто-розовой жижицей, запачкав куртку.
Дмитрий, не обращая внимания на мучения пленного, продолжал:
– Попробуешь обмануть – отправлю в «буржуйку». Но учти, гореть будешь живьем. Сначала правую руку засунем, потом левую, а если пожелаешь, и вперед ногами можно.
Под Хвалько расплылась лужица.
– Раскатали Суворова, – зажимая рукой ноздри, из которых толчками хлестала кровь, прогундосил Пыжик. – У конторы «Стар-дринк» его переехал «БМВ». – Он глумливо оскалился: – Каюк твоему дружку! И до тебя, командир, доберутся! А я могу тебя спрятать, так что ни одна сука не докопается! – перешел на шепот Хвалько. – Будешь на меня работать…
Рогожин снова ударил его по щеке, а затем приподнял за шиворот и спросил:
– Где Сапрыкин?
– В «Шпульках» отрывается! – истерично выкрикнул некоронованный король городской свалки. – Они всей бригадой гуляют!
– Больше от тебя ничего не требуется… – с этими словами Рогожин направил голову Хвалько к бурому боку «буржуйки».
Тот успел издать отчаянный вопль, прежде чем его покатый лоб проверил на прочность металл печки. «Буржуйка» завибрировала, а труба, составленная из жестяных колен, обрушилась с жутким грохотом на скорчившегося от боли предводителя бомжей.
Дмитрий проверил карманы куртки ревущего благим матом Пыжика, изъял связку ключей и, приставив обрез к его виску, сказал:
– Прострелить бы тебе репу, сволочь, да мараться не хочется! Я покидаю эти дивные места! Двадцать четыре часа мне понадобится, чтобы рассчитаться кое с какими долгами. Рекомендую провести это время здесь, под землей. Наверху может быть жарко!
«Жигули», принадлежавшие Хвалько, стояли в обычном месте на заасфальтированном «пятачке» мойки, где водители мусоросборочных машин промывали контейнеры. У автомобиля, неспешно беседуя и сортируя добычу, толпились аборигены свалки. Рогожин поприветствовал братию коротким кивком головы, открыл дверцу, сел за руль и через плечо бросил:
– Сегодня приема не будет! Волоките свои сокровища обратно!
В зеркало он увидел, как разбредаются сгорбленные, навьюченные ношей фигуры. Но произошло нечто, заставившее бомжей выронить мешки с «пушниной», отбросить коробки и распрямиться.
Над землянкой Степаныча вырос огненный гриб с оранжево-черной шляпкой, покачивающейся на распухавшей ножке.
Дмитрий успел выехать на шоссе, когда прогремел взрыв. Он инстинктивно вжал голову в плечи, покрепче обхватил баранку, словно опасался, что взрывная волна догонит «Жигули» и бросит автомобиль в кювет.
«Удались, Степаныч, твои пиротехнические опыты с пластитом. Рвануло!» – Дмитрий включил дальний свет, располосовавший сгущающиеся сумерки двумя золотистыми клинками, поправил «глок» за поясом и до упора вдавил педаль акселератора.
Холл «Шпулек» был пустынен. За столом у входа дремала вахтерша в синем халате, накинутом поверх пальто.
– Мать! – Дмитрий легонько притронулся к плечу женщины.
Та испуганно вскинула голову.
– Мать, у вас тут гости гужуются?! – наигранно развязным тоном спросил Рогожин.
– У нас, почитай, каждый божий день гульба идет, – неприязненно откликнулась вахтерша, демонстративно отворачиваясь от Дмитрия. – Ты чего припозднился? Поди, уже всех б… разобрали. Шуруй в бассейн, может, какую-нибудь прошмандоху и выловишь!
Со стороны крытого перехода, ведущего к бассейну, доносились визгливые голоса и плеск воды.
Дмитрий поменял тактику:
– Я, уважаемая, не из их стаи! Надоели попойки новых господ!
Женщина вздохнула:
– Достали! Бесятся с жиру – срамотища! Что Хрунцалов, что Сапрыкин… Хрен редьки не слаще.
– Кстати, Валерий Александрович мне и нужен! – не дал развить тему Рогожин. – Как к нему пройти?
Вахтерша, успевшая рассмотреть скромную одежду незнакомца, смягчилась:
– Видать по шмоткам, парень, ты не шикуешь. Сантехник?
– Специалист по нечистотам и отбросам! – усмехнулся Дмитрий. Обрез, зажатый под мышкой, упорно стремился выскользнуть. – Куда идти-то, в бассейн?
– Фарш… – кличку Сапрыкина женщина произнесла со смаком, вложив в нее все свое презрение, – в апартаментах хрунцаловских. Номер двадцать один. Только, парень, ты лучше не суйся. Залились они под завязку. Побить могут! – предупредила вахтерша, окончательно признав Рогожина за своего.
У двери роскошно отделанной резиденции дежурил накачанный «бык». Он выдувал пузыри из жевательной резинки, которые, лопаясь, пленкой закрывали полфизиономии.
Приближающийся Рогожин не вызвал у него никаких эмоций. Молодчика интересовало то, что происходило за дверью номера. Он периодически прочищал пальцем ухо и расплывался в улыбке, не забывая выдуть очередной пузырь.
Дмитрий, не глядя на охранника, взялся за дверную ручку:
– Я к Валерию Александровичу… – мимоходом, тоном очень занятого человека произнес он. – На минутку.
Рогожин экономил силы и главное – злость, не желая растрачивать их на второстепенных «шестерок».
– Свалил! – Качок поднял ногу, перегораживая вход, а рукой уперся в грудь Дмитрия.
– Я по делу, братан…
– Свалил в тину, плуг! – По манере, принятой у блатных, охранник перешел на нервную скороговорку, означавшую высшую степень недовольства. – Я тебе конкретно отвечаю: Валерий Александрович на расслабухе. Никого не велено впускать! – Он изображал из себя крутого и как бы ненароком продемонстрировал кобуру из желтой кожи, прикрепленную к брючному ремню. – А ты, крест, откуда вылупился? – дохнул перегаром качок, обхватив рукой шею Рогожина. – Не знаешь распоряжения мэра? На групповухах без разрешения службы безопасности посторонним запрещено появляться! Ты врубаешься в базар, чмошник! – распалял сам себя охранник, которому невмоготу было торчать в коридоре и слушать сладострастные стоны из-за двери.
Свое возбуждение он решил разрядить на подвернувшемся под руку молчаливом, терпеливо сносящем оскорбления мужике в дешевой матерчатой куртке.
Дмитрий применил свой вариант снятия сексуального напряжения. Его ладонь, превратившаяся в стальные тиски, сжала эрегированный детородный орган качка, распиравший ширинку модных штанов в стиле «хип-хоп».
– Ты че! – бледнея, прошептал трезвеющий культурист. – Гомик?