Наведавшись по-соседски к тамошнему начальнику ОВД, Григорий Константинович, «покатив» литровую бутылку греческого коньяка на двоих, осторожно поинтересовался:
— Нудиста своего еще не уволили?
Коллега, осоловевший от коньяка, не прожевав лимонную дольку, весело икнул:
— Баранова? Хана быку трелевочному. Будет знать, на кого можно залазить, а на кого нет. Прижали Марка к стене, по ней же и размажут! — Далее он выложил все подробности. — Нарвался Марк! — злорадно заключил собеседник Ветрова.
Детали разговора вечером Григорий Константинович изложил Баранову. Он навестил сыщика в его холостяцкой квартире, прокуренной и неухоженной.
Марк Игнатьевич блуждающим взглядом осмотрел щеголеватого подполковника, пригласил на кухню.
Смахнув со стола объедки, вытер рукавом освободившееся пространство.
— С чем пожаловали? — он вопросительно уставился на гостя.
Ветров раскрыл портфель, достал бутылку водки.
— Поставь под кран. Пусть озябнет… — деловито приказал он; огляделся и презрительно фыркнул:
— Ну и срач ты развел!
Ответом был жуткий скрип. Баранов поскреб пятерней заросший щетиной подбородок.
— Жизнь, подполковник, бардак! Перенести ее можно, только находясь под градусом. Вот я себя и довожу до кондиции! — он скрипнул зубами.
Его собеседник был, напротив, бодр и оптимистичен:
— Я, Баранов, забираю тебя…
— Без меня женили?! — мотнул головой Марк Игнатьевич, тяжело дыша перегаром.
— Будешь трудиться под моим чутким руководством, — невозмутимо продолжал Ветров, — и благодарить…
— За что? — не слишком вежливо вставил Баранов.
— Что вытащил тебя из грязи! — ровным голосом ответил подполковник, точными, размеренными движениями ножа расчленяя батон колбасы.
Жалеть о переходе под крыло Ветрова Марку Игнатьевичу не пришлось. Очень быстро он стал старшим следователем, получил звание капитана милиции, личную благодарность министра внутренних дел за безупречную службу и раскрытие серии дерзких преступлений.
Некий субъект с богатым уголовным прошлым, вернувшись в город после отсидки, собрал десяток пацанов от шестнадцати до девятнадцати лет, запудрив им мозги лагерной романтикой и обещаниями сладкой жизни.
Вожак носил кличку Горбыль. Ребята из его бригады наехали на директора спиртового завода, коптившего небо окраины города. Глава небольшого предприятия жил с шиком: менял машины не реже одного раза в год, сорил деньгами по кабакам, периодически разводился, благородно оставляя женам квартиры.
Такой фраер не мог не попасть в поле зрения Горбыля.
Богатенький директор делиться левыми доходами не пожелал, выставив визитеров вон. Оскорбленный главарь шайки пригласил наглеца на разборку. Тот проигнорировал встречу, передав, что ему начхать на уголовную «шестерку» и его щенков.
Следствие восстановило ход событий: к строптивому директору ребята Горбыля подослали несовершеннолетнюю проститутку. Пятнадцатилетний ангел с невинными глазами снял его в ресторане, угостил самокруткой, набитой анашой, а когда директор «поплыл», передал с рук на руки мальчикам.
Подолбив мужика кулаками по диафрагме, крутые парни затолкали обмякшего директора в машину и вывезли в укромное местечко — заброшенный военный городок. Там они основательно потрудились над скупердяем-директором, сделав из человека говяжью отбивную.
Судмедэкспертиза установила — телесные повреждения потерпевшего несовместимы с жизнью. За этой медицинской формулировкой скрывались страшные двусторонние переломы тазобедренного сустава, разрывы диафрагмы, прямой кишки вследствие насильственного введения постороннего предмета с острыми краями и другие травмы, перечисление которых заняло полстраницы машинописного текста.
Но перед смертью директор спиртзавода успел нашептать на ухо главарю мучителей что-то такое, от чего Горбыль посерел. Ударом ножа он прекратил страдания изувеченного мужика, приказал привязать к ногам мертвеца какую-нибудь металлическую болванку потяжелее и утопить труп.
Парни оплошали. Грузилом выбрали двадцатилитровый алюминиевый бидон, насыпали песка, а вот узел завязать как следует не сумели. Покойник всплыл через три недели.
Мэр, Петр Васильевич Хрунцалов, почтивший своим присутствием похороны директора, публично пообещал найти гнусных убийц, лишивших жизни честнейшего человека и великого труженика, отдавшего производству свои лучшие годы.
Он вытер скупую мужскую слезу, предательски скользнувшую из-под припухлых век, облобызал родственников погибшего и, скорбно склонив голову, удалился с городского кладбища.
Ветрову, вышагивающему рядом упругой походкой спортсмена, Хрунцалов тогда сказал:
— Гриша, кто здесь хозяин? Мы или эта шпана?
Подполковник невнятно промычал, точно его рот переполняла каша:
— Предпримем необходимые меры, Петр Васильевич. Убийцы известны.
Мэр развернулся к нему всей массой многопудового тела:
— Никто! Ты слышишь, Гришаня? Никто из сявок не должен открыть своей пасти. Покойный, царство ему небесное, мог сболтнуть лишнее, он много знал…
Банду Горбыля брали с пистолетной стрельбой, погонями и прочей шумихой. По просьбе Ветрова власть прислала бойцов СОБРа, бравых молодцов, затянутых в камуфляжную форму, обвешанных оружием и скрывавших лица за черными масками.
Баранов дневал и ночевал в следственном изоляторе, обрабатывая задержанных. Стоило ему зайти в камеру, как молодые подонки, еще недавно щеголявшие своей причастностью к уголовной масти, размазывали сопли, вскакивали, вытягивались в струнку, а кто не мог, отползал в дальний угол на четвереньках, подвывая от страха.
Ребятки сдали своего шефа со всеми потрохами, назвали точные адреса блатхат, любовниц Горбыля, где он мог затихариться.
Марк Игнатьевич, выполняя приказ подполковника Ветрова, старался вытянуть из них главное — что прошептал директор перед смертью, чьи фамилии он назвал и какой информацией обладает их пахан.
Осипшими от крика голосами уголовники клялись, божились — они ничего не знают!
А Горбыль ушел в глубокое подполье.
Город прочесывали патрули. Все силы правоохранительных органов были задействованы в операции «Перехват». Хрунцалов выделил из городского бюджета круглую сумму в качестве награды за поимку бандита.
Главарь словно сквозь землю провалился.
Хрунцалов рвал и метал, обкладывая начальника УВД отборными матюками.
— Я вынужден сворачивать бизнес! — орал он, плотно закрыв дверь кабинета. — Продукция не отгружается, теряются сумасшедшие бабки, а ты руки в брюки! Своими шариками в бильярд поигрываешь!