Кассирша принадлежала к породе вдохновенных самок. Вышедший на свободу зэк был подходящим объектом для демонстрации этого таланта перед подругой.
– Отойди от окошка, урка! – трещала толстуха. – Лезет внаглую, поесть спокойно не дает! Видишь, Надюша, как тут работать?!
– Кошмар, Инночка, – поддакнула невидимая подруга. – Я, будь моя воля, вообще их из лагерей не выпускала бы. Мало нечисти пересажали. Сталина на них нет!
Женский галдеж сменился шепотом. Иногда фанерка отодвигалась, и две пары глаз пытливо изучали мужчину. Скучающая вокзальная публика навострила уши. Скандал, как выражаются футбольные комментаторы, назревал.
– Девушки! – упорствовал Новиков. – Давайте по-хорошему…
– Угрожает! Ты слыхала, Надя?! Эта сволочь мне угрожает! – взорвалась кассирша, давясь непрожеванным бутербродом. – Беги, вызывай милицию! – Раскрасневшаяся физиономия снова просунулась в узкую амбразуру окна. – Ты не домой у меня поедешь, а обратно на зону, бандюга!
Виктор аккуратно вытер капли слюны, попавшие ему в лицо. В следующее мгновение его кулак выбил деревяшку. Кассирша истошно завизжала. Старушки с редкостной для их возраста прытью выскочили из здания.
– Слушай, шалава. – Новиков держал женщину за отвисшую мочку уха. – Если ты думаешь, что человек, побывавший за решеткой, уже не человек, то глубоко ошибаешься!
Он понимал, что зря сцепился с этой дебелой хамкой, отупевшей от лени.
– Ишь, ряху наела!
Молодой папаша, отставив коляску и развернув грудь колесом, направился было к кассе. Его осторожная супруга уцепилась за рукав:
– Обалдел! Посмотри на его рожу!
Подруга кассирши шальными глазами наблюдала, как воспитывают ее знакомую.
– Отпустите ее, пожалуйста, – просила она сквозь слезы. – Ухо оторвете. Женщине без уха никак нельзя.
– Новая серьга… Грабит! Милиция! – истошно вопила кассирша.
– На кой мне сдалась твоя серьга? – Новиков отпустил женщину, но тут же об этом пожалел.
Тяжелый металлический компостер пролетел над головой Виктора, но тот успел вовремя присесть. Вслед за компостером выглянула мегера, чтобы убедиться, уложила ли она противника. Милиционер, за которым сбегали резвые бабушки, застал конфликтующие стороны в забавном положении. Мужчина сидел под кассой, пригнув голову, его обидчица пыталась разглядеть, куда делся наглый зэк.
– Стоять! – потрясал пистолетом совсем юный блюститель порядка. – Руки за голову! Лицом к стене! Нет… Ложись!
– Начальник, ты определись! – сказал Новиков, без опаски глядя на оружие. – Стволом не размахивай, – посоветовал он, а сам подумал: «Паренек, я мог бы тебя моментально уделать».
Представитель власти обшарил карманы нарушителя.
– Кто такой?
– Справка об освобождении в сумке, – ответил Виктор.
Вышедшая из укрытия кассирша расшвыривала его убогие пожитки.
– Зверюга! Цапнул меня за сережку, давай с мясом рвать. Ограбить хотел и меня, и кассу…
– Еще изнасиловать! – пошутил Новиков.
Молодой правоохранитель юмора не понял.
– Только освободился и опять за свое?! По какой статье срок отбывал? Из какой колонии?
– Шестьдесят восьмая ИТК. Освобожден подчистую по амнистии. Руки опустить можно?
– Стой, гнида! – вмешалась толстуха. – Не будешь сучки протягивать к порядочным женщинам. Наручники наденут, тогда и опустишь свои крючки зэковские.
Ситуация складывалась не в пользу Новикова. Пискнула милицейская рация.
«Воронок» вызывает, – понял Новиков. – Врезать менту? До двери метров сорок. А что дальше? Фамилию он успел прочитать…»
– Извини, товарищ начальник, погорячился! – Виктор сделал попытку погасить глупый конфликт.
Ответом на мирную инициативу послужил удар сапогом в лучших традициях «сталинских соколов».
– Стой, не рыпайся! – рявкнул милиционер. Конечно же, он принял сторону знакомой кассирши. – Поедем в отделение, там разберемся. Ты, Инна, пиши заявление с подробным изложением факта ограбления.
– Ага, Пашечка! – приторно-сладким голосом произнесла вокзальная фурия. – Все до мелочей изложу. Оскорбления, угрозы… Буковка в буковку.
Рация не отвечала. Краем глаза Новиков видел, как парень тряс черную коробочку, надавливал пальцами на кнопку, дергал антенну.
– Дерьмовая у тебя техника, – хмыкнул он.
– Зато наручники хорошие, – ухмыльнулся милиционер и снял с поясного ремня стальные браслеты.
Поглазеть на бесплатное зрелище собралась целая толпа. Молодой папаша громко возмущался совсем обнаглевшими урками. Бабушки вздыхали да охали. Главная свидетельница происшествия предлагала подруге какое-то лекарство.
«Не дам браслеты надеть! – с холодной яростью подумал Новиков. – Никогда больше зэком не буду. Вырублю мента, а там будь что будет».
Мышцы не потеряли своей упругости за годы отсидки и были готовы к действию.
«Не прикасайся ко мне, – молился в душе недавний зэк. – Глупенький мент, ты даже представить не можешь, что я вынужден буду сделать с тобой. Уходи поскорее…»
Роковая секунда приближалась. Щелкнули кольца наручников.
– Руки давай! – уверенным баском приказал милиционер.
Его перебил незнакомый Новикову голос:
– Одну минуточку! Это мой хороший знакомый и очень порядочный человек. Товарищ милиционер, притормозите!
Говоривший произнес свою речь не спеша, тоном знающего себе цену человека. Никакого страха перед представителем власти в его голосе не чувствовалось. Так разговаривают начальники высокого ранга и крупные мафиози.
– Возмутительно!
– Чего? – недоумевающе протянул милиционер.
– Где служебная этика? Где уважение к демократическим свободам граждан возрожденной России? – сыпал вопросами самоуверенный голос. – Набросились, как энкавэдэшные держиморды. Хорошо, что хоть стрелять не начали!
Новиков украдкой обернулся.
Отменно одетый молодой джентльмен подмигнул ему. На господине был распахнутый плащ, под ним темно-синий двубортный пиджак, рубашка в мелкую полоску, серые брюки, замшевые, немного испачканные вездесущей верхотурьевской грязью туфли. Костюм дополнял пестрый галстук «а-ля восход солнца на Таити».
Профессиональные кутюрье нашли бы в костюме говорившего массу изъянов, но для сотрудника районного отделения милиции сей прикид был верхом совершенства. Позволить себе носить столь шикарные шмотки мог исключительно авторитетный человек. Так, во всяком случае, расценил блюститель порядка.
– Отойдите, гражданин! Вы мешаете правоохранительным органам, – артачился милиционер, чтобы сохранить лицо.