Капрал был вне себя от злости. Он не любил, когда кто-то начинал путать ему карты. Высовываться из-за горки смысла не имело. Русские могли снова начать стрельбу, и сразу в два ствола. С точки зрения тактики ведения боя американцы находились в не самом выгодном положении. Да и приказа вести бой морпехи не получали. После непродолжительных размышлений командир группы взял рацию и связался с капитаном подводной лодки.
– Какого черта у вас там происходит, Джонсон? – первым после включения рации заговорил Саймон Гарфункель.
– Сэр, один из русских заявил об отказе добровольно эвакуироваться на субмарину. Ни на какие уговоры не поддается. Вероятно, что и его напарник придерживается такой же точки зрения. По нас был открыт предупредительный огонь. Разрешите вступить в бой.
– Дьявол! До чего же эти русские бывают несговорчивыми! Ну, ничего. Я полагаю, что вы сумеете их уговорить силой оружия. Капрал Джонсон, я приказываю вам атаковать укрытие русских. Разрешаю открывать огонь на поражение. Однако будьте осторожны. Нельзя допустить повреждения цифровых носителей, которые должны находиться вместе с русскими.
– Вас понял, сэр! Разрешите уточнить?
– Разрешаю.
– А как насчет третьего русского? Того самого, чью фотографию вы нам показывали?
– Ситуация весьма непростая. Действуйте по обстоятельствам. Но помните, что этому пареньку нужно сохранить жизнь. А для правительства весьма важны данные, которые он заполучил от ученых-полярников. Но одновременно важен и он сам, так как может обладать некой дополнительной информацией или дать существенные комментарии. Имейте это в виду. И еще раз повторяю – действуйте!
Капрал подтвердил, что приказ понял, и выключил рацию. С улыбкой он посмотрел на своих бойцов и мечтательно промолвил: «Сейчас мы им устроим русскую баню!»
Локис и Галченков крепко держали в руках оружие. Они залегли на подходе к рубке. Оба были готовы к смертельной схватке с противником. Никитенко, как ненадежный элемент, был связан и находился в помещении. Он ни в коем случае не должен был убежать. Александр даже запасливо положил себе в карман патрон. Он предназначался для предателя. При неудачном для русских складывании обстоятельств прапорщик собирался застрелить агента американцев.
Десантники заметили появление морпехов из-за своего временного укрытия. Ползком они направлялись в сторону остатков рубки мотобота. Они были видны почти как на ладони. Оставалось лишь взять их на мушку и перестрелять по одному. Но русские этого не делали. Начинать бой первыми им что-то не позволяло.
– Господи, как дети малые, – вздохнул Володя, глядя на приближение американцев. – Как с такими воевать?
– Все равно воевать придется. Или мы их, или они нас. Тут особо выбирать не из чего, – сказал напарник. – Вопрос лишь в том, кто из нас выстрелит первым. Они или мы.
– Если они и дальше будут вот так ползти, то мы их очень быстро сделаем, – отреагировал на слова товарища сержант и нажал на курок.
Пули со свистом пролетели в нескольких сантиметрах от ползущих солдат и взрыхлили лед. Американцы на пару секунд прильнули к ледяной поверхности. Пули снова вошли в лед, никого не затронув. Русские все еще пытались образумить своих врагов. Но те явно этого делать не собирались. Через несколько мгновений они по два человека резко откатились в противоположные стороны.
– Вот тебе и дети! – удивленно заметил Александр. – Сейчас от них можно ожидать все, что угодно.
– Да, я их немного недооценил, – согласился Владимир. – Но каких-либо особенных маневров они предпринять не сумеют. Ты ведь помнишь, как эта льдина выглядит. С тыла нас они не обойдут. Так или иначе, но им придется столкнуться с нами лицом к лицу.
За их спинами послышалось мычание. Связист, лежавший с завязанным ртом, пробовал что-то говорить.
– Заткнись, выродок. Иначе дождешься своей смерти раньше времени, – предупредил предателя прапорщик.
Локис продолжал невозмутимо следить за пространством перед рубкой. Американцы ушли в непросматриваемую зону. Можно было догадываться, что одна пара морпехов приближалась к укрытию справа, а вторая – слева. Сказать об этом с большой очевидностью было нельзя. Оставалось лишь прислушиваться ко всем звукам, долетавшим к рубке с обеих сторон. Сержант жестом попросил друга молчать и взять на себя правый фланг. Положение требовало от русских какого-то действия. И оно вскоре последовало. Они начали стрелять вслепую на приближающийся шорох. Шорох сразу утих. А слева раздался отчетливый вскрик, переходящий в болезненный стон. Один из американцев был наверняка ранен. Это обстоятельство переполнило чашу терпения морских пехотинцев. Послышалась громкая команда капрала об открытии огня. Солдаты сразу же начали перекрестную стрельбу. Десантники отползли к рубке. Вражеские пули входили в ледяной выступ, кроша его и разбрасывая осколки льда.
– Как-то они чересчур смело палят. Будто не боятся своего агента подстрелить, – сказал Галченков.
– Они явно слышали, как он мычал, а ты приказывал ему заткнуться. Если же я ошибаюсь, то наши дела могут быть совсем плохи…
– Ты имеешь в виду то, что с подлодки могли отдать приказ на полное уничтожение всех без исключения?
В ответ Локис утвердительно кивнул, приподнял автомат и навскидку выстрелил. Напарник тяжело вздохнул и сделал то же самое.
Перестрелка продолжалась. Русские пули свистели над головами американцев. Американские пули свистели над головами русских. Убитых или раненых не добавлялось. Правда, одна шальная пуля чуть не угодила в связиста. Тот едва не нагадил в штаны от испуга. Если бы его рот не был заткнут и завязан, он наверняка бы поднял очень громкий крик. Однако в его ситуации пришлось довольствоваться все тем же мычанием.
– Заткнись, ублюдок, а то сейчас живым щитом станешь, – пригрозил Саня.
Тем временем морские пехотинцы умолкли. Что означало их очередное молчание? Володя напряженно размышлял на этот счет. Ничего толкового в голову не приходило. Американцы вряд ли собирались уходить ни с чем. Он предположил, что они остановили стрельбу для некоего совещания. Приглушенные обрывки фраз от них все же долетали. Судя по всему, сержант оказался прав. Капрал сперва обсудил что-то со своими бойцами. А затем связался с кем-то по рации. Наверняка его собеседником был командир подводной лодки.
Одно из слов из американских радиопереговоров контрактник сумел-таки разобрать. Оно означало не что иное, как штурм. Впрочем, неясным был контекст употребления данного слова. То ли капитан давал морпехам приказ начинать штурм. То ли, наоборот, запрещал это делать.
– Мне надоел это цвишенизм, – промолвил Локис, вспомнив странное слово немецкого происхождения. Именно этим словом ученые-психологи обозначали мучительное состояние выбора. Галченков об этом не знал и наивно поинтересовался:
– Это ты новое ругательство придумал?
В ответ Володя успел лишь слегка улыбнуться. В тот самый момент американцы возобновили стрельбу. На сей раз они открыли по-настоящему плотный огонь. По всей видимости, морские пехотинцы поднялись во весь рост и стали стрелять по рубке мотобота. Стреляли они то прицельно, то беспорядочно. Стены рубки покрывались многочисленными пулевыми отверстиями. В результате они больше напоминали строительное решето для просева щебенки.