Титов посмотрел на Тихона, улыбаясь, однако тот не понял юмора. Но ему польстил титул бензинового короля.
– Не отжал, – поправил Тихон, – а купил. Точнее, они отдали мне их сами за долги. Ребята не рассчитали свои возможности, почти прогорели. Я помог достойно им выйти из игры, – завершил речь довольный собой Тихонов.
Костя промолчал. Он знал истинное положение дел, поскольку один из коммерсантов, фирма которого владела несколькими автозаправочными станциями в городе, находился под «крышей» охранного агентства «Легион», возглавляемого Титовым.
К Титову коммерсант и обратился после того, как люди Тихона стали методически разорять его бизнес, вставляя палки в колеса и чиня мелкие преграды.
В прежние времена Титов быстро бы решил вопрос и не позволил разорить коммерсанта, находившегося под «крышей» Потапова.
Но сейчас все изменилось. Корпорация «Корвет», возглавляемая Потаповым, находилась в тяжелом положении. Авторитет этой структуры падал, существенно снизились и доходы. Кроме этого, все охранные подразделения корпорации находились под жестким колпаком людей из местного ФСБ. В такой ситуации Костя Титов не решился на жесткие действия по отстаиванию интересов своего клиента.
Однако, к удивлению Титова, Тихону удалось избежать серьезных последствий после нефтяной войны, закончившейся несколько месяцев назад покушением на Потапова и его отъездом за границу. Более того, Тихон значительно усилил свою экономическую мощь и за прошедшее время поднял свой авторитет в городе.
Это сказалось на его облике и манере держаться. Он теперь не ходил в джинсах и кожаной куртке. На нем был дорогой темно-синий костюм с иголочки, часы «Ролекс» на запястье. Его все чаще и чаще можно было видеть на собраниях акционеров в тех или иных компаниях, в галстуке и с кожаной деловой папкой в руках. В общении он стал заметнее и солиднее.
Титов перевел взгляд на сидевшего рядом Гаврилова. В отличие от Тихонова этот сильно сдал за последнее время. Гаврилов практически отошел от дел не только в нефтяном бизнесе. Старейший в городе вор в законе все реже участвовал в разборках местной криминальной братвы. Он почти лег на дно после войны за «Сатойл». Такое поведение старика, известного своим волевым характером, было продиктовано сильнейшим давлением на него со стороны противников.
Не так давно до Титова дошла информация, что на Гаврилова было совершено покушение. Однако мина, взорвавшаяся недалеко от его машины, только ранила его шофера. Возможно, это было лишь предупреждение, которому, по всей вероятности, Гаврилов внял, уйдя в тень.
Фактически это означало, что Гаврила ушел на покой. Денег для обеспеченной старости у него было более чем достаточно. Поэтому многие решили, что старик, разумно рассудив, мол, пусть другие воюют, уединился в одном из своих загородных домов. Где именно, мало кто знал.
Так рассуждал бы и сам Титов, если бы не мнение Крестного, который не раз повторял, что старик хитер и способен хорошо замаскировать свои истинные намерения.
Размышления Титова прервал голос Тихона, который обратился к Константину:
– Давай сейчас не будем об этом. Я знаю, у нас есть небольшие непонятки. Мы решим их с тобой в другой раз. А сейчас поговорим о деле, которое нас всех связывает. К сожалению, не все, кто в нем участвовал и участвует, могут здесь присутствовать. Как сказал один дядя-поэт: «Иных уж нет, а те далече».
Тихон посмотрел на Титова и, усмехнувшись, добавил:
– Точнее – иных уж нет, а те долечиваются.
Титов бросил на него недобрый взгляд, плотно сжав зубы, чтобы не сорваться и не ответить грубостью. Но в этот момент один из грузин, вор в законе по кличке Бивень, поцокав языком, произнес:
– Э-э, нехорошо шутишь, плохой юмор у тебя.
– Это не юмор, – ответил Тихонов, – это констатация факта. Ну да ладно, теперь, я полагаю, слово надо гостям предоставить.
Креселидзе и Жордания обменялись взглядами, и последний кивнул, давая понять, чтобы говорил Креселидзе. Тот обвел взглядом окружающих.
– Мы приехали к вам в город не впервые, – произнес Бивень. – До этого мы были гостями нашего друга Тенгиза Сохадзе. У нас с ним был маленький бизнес. Тенгиз был хороший человек, и мы могли доверить ему свои деньги.
Креселидзе взял паузу, помолчал, давая понять, что собирается говорить о теме для него трагичной, затем не спеша продолжил:
– Но Тенгиза с нами уже нет, земля ему пухом. Дело Тенгиза осталось без хозяина. Вот мы и решили помочь его племяннику Алику продолжить дело Тенгиза. А к кому мы могли обратиться в этом городе? Только к друзьям Тенгиза. Кто еще может помочь в трудную минуту?
Слушая Креселидзе, Титов обратил внимание на то, что во время разговора у грузина верхняя губа задиралась, обнажая ряд крепких белых зубов, среди которых выделялись два мощных резца, чуть криво расположенных. Видимо, из-за них Креселидзе и получил кличку Бивень. В сочетании с его неспешной, властной манерой разговора и цепким взглядом это наверняка производило сильное впечатление на собеседников, большинство из которых не вводила в заблуждение подчеркнутая вежливость в общении вора в законе. Этот человек, как и его молчаливый напарник по кличке Жорж, могли быть беспощадными и жестокими, и с ними надо было держать ухо востро.
Однако, похоже, Тихон этого не понимал, поскольку Бивень еще не успел закончить свою речь, как Толик тут же громогласно произнес:
– Поможем, поможем, мужики. Братанов в беде не бросаем. Тенгизик нормальный мужик был. И поэтому, если что, пусть Алик ко мне обращается, решим проблемы.
Бивень лишь кивнул головой, выслушав речь Тихона, и перевел взгляд на Гаврилова.
За темными очками, скрывавшими глаза Гаврилова, невозможно было разглядеть, какие чувства и мысли они выражают. Лицо его было непроницаемо и малоподвижно.
– Ты меня, Мераб, не первый год знаешь, – заговорил он. – Корешам своим я в помощи никогда не отказывал. Люди должны помогать друг другу… Но и туфту задвигать вам я не собираюсь. Скажу честно, времена настали мутные. Мне пришлось в силу обстоятельств залечь на дно, отойти от дел. Поэтому возможности у меня сейчас не те, что были раньше.
– Нерадостные слова ты нам говоришь, – подал голос Жордания. Все это время он наблюдал за Гавриловым, пытаясь понять, что тот недоговаривает.
Но Гаврилов неожиданно сам разоткровенничался.
– Да какая тут радость, – с жаром произнес он, – когда тебя вынуждают щемиться, как волка затравленного, по тайным хатам скрываться, дома не живя. Меня месяц назад завалить хотели, бомбу мне подложили. Проехал бы я чуть медленнее – и не сидел бы здесь сейчас. Шофер мой, молодец, неожиданно по газам ударил, заподозрил что-то, и игрушка рванула уже за моей машиной, а не под ней. Мы уже успели выскочить и в кювет залечь, когда бензобак рванул.
– Ты выяснил, кто этот паскуда, подложивший тебе бомбу? – спросил ровным голосом Жорж.