Сразу выяснилось, почему Эмин долго топтался возле входа. В какой-нибудь паре шагов глотку лаза практически полностью перекрывал нависший камень. Закопченный, исчерченный надписями «здесь был я», выглядел он так, будто вот-вот обвалится. Пролезть можно было либо в щель под ним, либо в другую – справа. В нижнее отверстие бугая вроде меня удалось бы протолкнуть разве что гидравлическим поршнем. Дыра сбоку казалась более проходимой, особенно если снять лишнее. Я начал расстегивать куртку, когда рядом брякнулась зажигалка-фонарик.
– Поймали? – крикнул Эмин.
– Да, благодарю.
– Видите что-нибудь?
– Ни хрена.
– Но я правда…
– Верю, – оборвал я его. – А сейчас марш к машине. Жди меня там.
Он обиженно запыхтел.
– Живо, я сказал!
Послышались удаляющиеся шаги, сначала топающие, затем более короткие и осторожные – парнишка шел по карнизу. Мелькнула мысль проследить за выполнением приказа, но потом я решил забить. Что я, нянька? Ослушается – скажу Джамалу.
Подумав немного, снял и футболку. Из пещеры тянуло влажным теплом, к которому примешивался хорошо заметный запах псины. Никаких звуков. Я прижался спиной к скале, выставил вперед руку с зажигалкой и понемногу, бочком, начал продвигаться вглубь. В самом узком месте пришлось полностью выдохнуть, однако пролезть без помехи все равно не получилось. Проклятый камень неприятно пробороздил обнаженную грудь, наименее дружелюбно обойдясь с левым соском. Я матюгнулся и подумал, что, если внутри и впрямь притаилась зверюга с пастью ротвейлера, смыться так быстро, как это удалось худенькому Эмину, у меня не получится.
За камнем пещера расширялась, но все равно выглядела неказисто. В самом высоком месте, возле входа, в ней было метра два. Ширина метров пять и примерно вдвое больше – глубина. Примерно с середины бугристый потолок понижался, придавая помещению клиновидную форму. На сравнительно ровном полу валялись свечные огарки, пивные бутылки, пакеты от сухариков, какие-то обгорелые палки – видимо, бывшие факелы – и прочий хлам. К усилившемуся запаху зверя примешивалась застарелая гарь и что-то вроде тухлятины, но не животной, а растительной. Так пахнут гниющие овощи.
Под ногой хрустнуло. Я перевел бледный светодиодный луч книзу и поморщился – мне посчастливилось наступить на пластмассовое тельце куклы в растрепанном платьице. Голова у нее отсутствовала, а значит, напугать моего Пикассо игрушка никак не могла. Посветив вокруг, я выяснил, что единственным местом, где мог прятаться зубастый «зайчонок», являлся дальний конец пещеры, самый низкий и темный.
Я сделал четыре осторожных шага и остановился. Вот оно. На пределе видимости громоздилась темная масса – сваленные в кучу зимние пальто и шапки, из-под которых выставлялся угол драного матраса в ржавых разводах. Идеальное логово для саблезубых пещерных зайцев. Не выпуская подозрительное место из виду, я подкатил ногой бутылку и пнул ее в сторону кучи. Точно попасть не удалось, бутылка улетела на добрый метр в сторону и с грохотом, показавшимся мне оглушительным, разбилась.
Стекло не успело осыпаться на пол, когда из-под вороха тряпок выметнулось маленькое существо с непропорционально большой головой и тощим сизым тельцем. Двигалось оно на четырех конечностях, каким-то странным скоком: башка на тонкой шейке нелепо мотается, слабые задние лапы чудом не заплетаются за более мускулистые передние, – но притом быстро и почти бесшумно. Лишь из разинутого рта вырывалось тонкое шипение.
В полуметре от меня тварь прыгнула. Так скачут жабы – с виду тяжело, однако далеко и точно. Целилась она не то в мой голый живот, не то пониже. Я ждал чего-то в этом роде и, когда она уже взмыла в воздух, прикрылся согнутой в колене ногой. Тварь врезалась в подошву башмака, мгновенно вцепилась в нее всеми конечностями. Я не стал ждать, что она предпримет дальше, и опустил ногу. Было огромное желание топнуть изо всех сил, размазать маленькую мерзость по полу, растереть в пюре, но я сдержался.
Тварь скребла когтистыми пальчиками по жесткой коже башмака. В широко разинутой пасти виднелось всего два зуба. Как по заказу на манер заячьих – впереди сверху. Башка, однако, была почти человечья, и почти человечьими были пятипалые ручки и ножки с маленькими ступнями. Уродливое личико наглядно демонстрировало, что получается, когда упырем становится полугодовалый ребенок. Заражение, судя по всему, началось недавно, недели две-три назад. На голове еще оставались мягкие волосы, губы не окончательно усохли до узких и жестких кожистых валиков, нос и уши едва начали терять форму. Больше всего изменения коснулись кожи и глаз. Упыренок смотрел на меня абсолютно черными, слабо фосфоресцирующими зенками без белков.
Я смачно, от всей души выругался. Можно понять высших кровососов, когда они натравливают «солдат» на взрослых людей, чтоб пополнить ряды слуг. Можно понять даже новообращенных упырей, которые частенько возвращаются домой и кусают близких, вообразив загнивающим мозгом, что даруют им фантастическое здоровье и почти бессмертие. Но понять тварь, которая превратила в чудовище младенца, – невозможно.
– Почему эти суки просто не убили тебя? – сказал я и двинул ногу, под которой корчился маленький уродец, вперед. Его тощая спина пробороздила по камню, наверняка очень болезненно, но он не завопил. Шипел, как и прежде, да скоблил башмак твердыми коготками. Я оперся на пятку (она оказалась между хиленьких ножек) и прыжком переставил вторую ногу. Куча тряпья оказалась на полшага ближе.
– Но не переживай. Дядя Родион найдет их и выпустит им всю требуху наружу. Все их вонючие кишки. А для тебя кошмар скоро кончится.
Я сделал еще несколько таких шажков-скачков. Продолжая прижимать упыренка к полу, присел. Дотянулся ножом до обгорелой сучковатой палки, подтащил, взял в руку и уже ею начал ворошить упыриное гнездо.
Тошнотная вонь гниющих овощей и мокрой шерсти ударила в нос. Из-под кучи начали расползаться мокрицы и проворные синевато-черные жуки. Выкатилась стеклянная бутылочка для детского питания с обгрызенной до лохмотьев резиновой соской. Внутри бултыхались жидкие остатки какой-то гадости.
– Похоже, покусала-то тебя мамочка. Да, крошка? Кстати, кто ты, мальчик или девочка? Хотя можешь не отвечать, скоро узнаю.
Среди ветхих, засаленных пальто отыскался обрывок домотканого половика. Я выволок его наружу.
– А вот и пелёнка. Грубовата, конечно, но ведь ты не из неженок. Подгузник искать не буду, ладно?
Я говорил и говорил, не в силах остановиться. Знал: стоит мне замолчать, и в наступившей тишине разрастется, заполнит всю пещеру очевидность того, что мне предстоит убитьребенка.
Кое-как расстелив половичок и придерживая его палкой, я поместил уродца сверху. Способ, отлично зарекомендовавший себя во время продвижения к куче, не подвел и на этот раз. Одно шаркающее движение ноги, и младенец оказался точно там, где нужно. Мне осталось только взяться за углы половичка и, не мешкая ни секунды, спеленать упыренка. Туже, туже, еще туже.