Сулис не знала. Она была так поглощена собственной историей, что ни разу не удосужилась расспросить Джоша о его жизни.
— Может быть, нет денег.
— Деньги найдутся, было бы желание. — Саймон подошел к дальней стене, теперь его голос двоился, эхом отдаваясь от свода. — А Форрест не жалел денег на материалы. Господи, сколько пауков. Вот это да!
— Что там? — спросила Сулис.
— Дверь. Запертая дверь. Иди сюда.
Она подошла и встала рядом. В стене чернела дверь: перекошенная, полусгнившая от старости.
Саймон дернул за ручку.
— Да она не новее дома! Неплохо бы туда войти.
Он снова дернул дверь. Внутри что-то заскрипело.
— Не надо, — сказала Сулис. Ей показалось, за дверью притаилась угроза. — Мы ведь под тротуаром?
— Дальше, над нами газон. Наверняка корни деревьев пробились в подвал.
Саймон отступил назад, на перепачканном лице сияло воодушевление.
— Только вообрази, Сью, подземный круг! Должно быть, Форрест думал о подземных коридорах Колизея! У него были сумасбродные идеи об играх на арене, пока эти напыщенные ничтожества из городского совета не ополчились на него. — Саймон достал платок и вытер лоб. — Я весь испачкался. Ханна меня убьет.
— Не убьет. — Сулис посветила фонариком по сторонам.
— Ты ее не знаешь.
— Мы закончили?
— Да-да, закончили. — Саймон повернул выключатель, остался только узкий луч фонарика — свет, проникший в старинный подвал из двадцать первого века. Стены таинственно блестели, потолок уходил во тьму.
Сулис провела лучом по стене.
— Смотри!
Саймон обернулся.
— Вижу. Это потрясающе! — воскликнул он.
На замковом камне свода над дверью проступили выбитые буквы и цифры: 3 С 1754. Вокруг вились какие-то линии.
Саймон встал на цыпочки и потрогал надпись рукой.
— Я думаю, это Захария Стоук. Фантастика! Нигде не встречал упоминаний об этой надписи. Сделаю снимок, а потом мы обязательно откроем дверь.
— Наверное, он был очень молод в то время.
— Стоук был подмастерьем у Форреста. Кажется, впоследствии он и сам построил много хорошего, но я не уверен.
Последний раз оглядев надпись, дрожавшую в свете фонарика, Сулис с опаской поднялась вслед за Саймоном, но мостовая была пуста. Круг ярко освещенных окон успокоил ее, вернув чувство покоя и защищенности, которое она впервые здесь испытала. За этими окнами пили чай обычные люди. Обернувшись, она заметила тени под деревьями. Они беспокойно двигались в свете уличных фонарей.
А ведь сейчас я мог бы путешествовать по Европе. Сначала университет, Оксфорд, его окончил мой отец, а до него дед. Гуманитарные науки или правоведение — неважно, в Оксфорде не столько постигают ученость, сколько заводят связи. Там я познакомился бы с важными людьми, будущими политиками, епископами и меценатами, завел бы друзей, способных помочь юному дарованию. Обладателей роскошных домов и обширных поместий. А после Оксфорда отправился бы за границу. Гранд-тур: Париж, Венеция, Рим. Плыл бы себе в гондоле по Большому каналу, пил шампанское в Латинском квартале. Вместо этого, потея от страха, цепляюсь за перила расшатанной лестницы в двухстах футах над землей.
— Главное, не спешите, мастер.
Джордж Фишер завис прямо подо мной. Неужели он считает меня болваном, задумавшим свернуть себе шею?
— Не беспокойтесь, не собираюсь, — процедил я сквозь зубы.
Хуже всего, что Форрест — вдвое старше меня — уже наверху и беседует с плотниками, пытаясь унять кашель и одышку.
Я подтянулся вверх — ладони саднило, подошвы скользили по мокрому дереву. И кто придумал такие возмутительно узкие перекладины?
Разумеется, Форрестов сынок Джек сейчас за границей. Изучает в Италии работы Палладио. Когда-нибудь он вернется домой, станет правой рукой отца — и куда тогда деваться мне?
— Быстрее, Зак! Что ты возишься?
Я ненавидел Форреста, когда он ворчал на меня, но еще сильнее — когда он надо мною смеялся. Задыхаясь, я вскарабкался на платформу, снова поразившись его воодушевлению. Что за демоны гнали мастера вперед? Ибо все на площадке шло из рук вон плохо, и Форрест это знал. Однако всегда был бодр и весел, словно радость оттого, что здание неуклонно росло вверх, не покидала его ни на минуту. Должен признаться, я и сам ощущал эту радость, хоть и цеплялся сейчас за перила, словно приговоренный к повешенью.
На площадке царил сущий ад. Стучали молотки, пыль стояла столбом. Камни из каменоломен обрабатывали прямо здесь, грохот деревянных молотков оглушал. Каменная пыль висела над городом, словно снег. Улицы, ступени и крыши были покрыты золотистой пыльцой. Люди, ослы и собаки чихали. Словно теперь мы отвечали не только за стройку, но и за погоду. А иногда нам удавалось затмить самое солнце.
— Зак, смотри. — Форрест показал на цоколь колонны, который как раз устанавливали на место. — Этот способ применяли еще греки.
Каменная глыба, поднятая вверх при помощи лебедки, опасно раскачивалась у нас над головами. Рабочие подтягивали ее к месту установки, десятник выкрикивал фразы на непонятном, птичьем языке, которым наверняка пользовались еще строители терм.
— Теперь дело пойдет быстрее, — обернулся ко мне Форрест. — Когда готов фундамент, замысел становится более явным.
— Для меня он по-прежнему темен.
— Тогда приходи сюда ночью, как делаю я. Посмотри на здание в тишине, при свете луны. И тогда ты увидишь, как оно растет. Пробивается из земли, словно каменное дерево.
В руках Форрест держал какие-то бумаги. Внезапно мне захотелось рассказать ему все.
— Мастер…
— Нужно разыскать Харриса. Его люди торопятся, выходит небрежно…
— Хорошо, но, сэр…
Лоток для подноса камней просвистел рядом с моей головой, едва не оторвав ухо. От неожиданности я подпрыгнул, а Форрест расхохотался и потрепал меня по плечу.
— Строительная площадка — место опасное, Зак. Давай спускаться.
— Я хотел… Вы должны знать…
Форрест обернулся.
— Что?
Я судорожно сглотнул.
— Мне кажется, на стройке что-то не ладится…
— Не более чем всегда.
— Украли тесаный камень. Он стоит целых четыре гинеи!
— На стройке всегда воруют, Зак.
— А вам не кажется… — Я запнулся, выругался про себя и продолжил: — Вам не приходило в голову, что кто-то пытается разрушить ваш замысел, лишить заказчиков?