– Продолжайте, полковник. Я чрезвычайно заинтригован и полностью созрел для того, чтобы быть огорошенным. Кто это? Уж не те ли твари, одна из которых напала на Корагга?
– Нет, конечно же, не те, – сказал Модест, заметно огорченный бестолковостью собеседника. – Это горги, Иван!
– Горги?! Я не ослышался? Или это вы оговорились, эв Агриппа? Повторите-ка по складам.
– Гор-ги. Лунные псы. Ваши недобрые друзья и соперники. Именно с них начинается цепочка перерождений. Именно они заменяют «личинку», из которой разовьется «мотылек». Именно они стоят первыми в долгой череде дальнейших трансформаций. Создания, следующие за ними, представляют для нашего разговора ничтожно малый интерес. С вашего позволения, я их пропущу… До одиннадцатого, предпоследнего в этой цепочке звена. То есть собственно «чертей». Замыкают ее homo mustela, вот эти сладко спящие под вашим гамаком пятнистые «хорьки». Но и они – еще не высшая ступень развития, потому что высшая…
– Ноктисы, – уверенно сказал Иван. – Имена творцов.
– Браво! – Модест изобразил шутливый поклон. – Конечно же, ноктисы.
– Проклятье, мне следовало об этом догадаться давно!
– Бросьте расстраиваться, имяхранитель. Для обломка вы просто фантастически сообразительны.
– Благодарю, – суховато отозвался Иван. Затем помолчал и проговорил в задумчивости: – Бабочка происходит все-таки непосредственно из яичка, хоть и после длительных метаморфоз. А я что-то не припомню случая, чтоб из дохлого горга выползал химероид.
– Трансформации незрелых Имен более сложны и притом не являются материальными ни на одной из ступеней, – без заминки, словно по писаному, отбарабанил Модест.
– Что-то больно мудрено, – хмыкнул Иван. – Вы здорово переоцениваете мою сообразительность, эв Агриппа.
– Что ж, попробую объяснить проще. Эмбрион, заготовка Имени, зарождается в сердце горга лишь после того, как тот напьется крови ноктиса. Как это ни парадоксально, но чем больше ноктисов растерзает за свою недолгую жизнь лунный пес, тем грандиозней будет одарен «зачатый» им полноименный. После смерти горга (как я уже упоминал, живут лунные твари от силы два-три года) или его насильственной гибели будущий ноктис вырывается наружу облачком фосфоресцирующей в лунном свете субстанции. Эта субстанция принадлежит тонким мирам, и поэтому невидима для большинства человеческих глаз. Именно она несет в себе зерно будущего таланта творца. В дальнейшем она попадает на Химерию, где и соединяется с грязной, чудовищно прожорливой и лишенной зачатков разума ливневой крысой. С этого момента волшебство эфирных метаморфоз сменяется примитивным движением по пищевой пирамиде химероидов снизу вверх. Ливневую крысу вместе с костями, шкурой и растворенным в крови пред-ноктисом одной прекрасной ночью проглатывает синий питон. За тем охотится львиноголовая птица имдугуд – и так далее, до «чертей» включительно. Из «черта» почти созревший зародыш Имени может перекочевать в кровеносную систему homo mustela любым способом. Как облачком эфирной субстанции (по-прежнему неразличимым для человека), так и посредством… э-э… гастрономическим. К слову, у «чертей» принято приносить престарелых соплеменников и новорожденных детенышей – кроме одного из помета – в жертву «хорькам». Поэтому менее чудесный способ является более распространенным. Готовые разрешиться ноктисом (а зачастую несколькими) homo mustela вплавь покидают Химерию в поисках женщины, которая станет родительницей полноименного. Тогда-то им и пригождается умение наводить массовые зрительные галлюцинации и очаровывать. Кстати, хорькам нет необходимости гибнуть, чтобы «оплодотворить» будущего полноименного. Они способны проделывать эту процедуру десятки раз за год…
Иван слушал Модеста и – будь все проклято! – верил. Каждому слову верил. Потому что только такой: жестокой, невообразимой, глумливой и могла быть правда. Правда редко бывает красивой и романтичной. Почти никогда.
Он глубоко вздохнул и спросил:
– Что происходит с ноктисом, если полноименный умирает своей смертью?
– Имя тут же само находит будущего владельца, без посредничества зверей. Редчайшая ситуация и, пожалуй, самая выгодная для Пераса. Ноктис проделывает короткий и безопасный путь. Ни малой частицы таланта не теряется.
– Тогда истребить разом всех горгов, а особенно тех, которые еще не отведали крови ноктиса, просто необходимо! – громыхнул Иван. – Любые силы бросить. Гвардию, полицию, добровольцев – и выжечь гнездо до основания! Один раз – и навсегда. Известно, откуда они берутся, полковник?
– Сходят с небес. Спускаются по лунному лучу.
Иван едва не расхохотался. Прелестный обман. Будто по заказу!
– Я слышал эту легенду, – буркнул он. – Боюсь, она чересчур красива и романтична для того, чтобы я в нее поверил.
Модест, как видно, осуждая его недоверчивость, покачал головой.
– Мир внутри Пределов вообще красивая штука. Лучшего нет во вселенной, – сказал он, приложил ладонь к груди и отчеканил без тени усмешки: – Они действительно спускаются по лунному лучу, имяхранитель. Изливаются на Перас каплями света. И уже на земле обретают плоть. Когда луна начинает убывать, возвращаются туда же. Клянусь.
– Как солнечные звери Марии, – пробормотал Иван. – Прекрасные убийцы для прекраснейшего из миров.
– Что вы сказали?
– Неважно, – Иван провел рукой по лицу, точно снимая налипшую паутину. – Выходит, уничтожая все больше и больше горгов, имяхранители отнимают у грядущих творцов силу таланта. – Он говорил медленно, с паузами. Не спрашивал Модеста, а, скорее, формулировал сам для себя положения сомнительной теоремы. – Лунные звери охотятся стаей. Если растерзают ноктиса, то каждый получает всего лишь половину, треть или даже пятую часть творческой энергии полноименного. А в следующий раз стая может напороться на меня, Кастора или Лайморанжа. И тогда после гибели горгов на Химерию уйдут ущербные зародыши Имен. Половинки, четвертушки… Недоноски. Верно, полковник? – Обломок поднял глаза на собеседника.
– Безусловно, – отозвался Модест. – Так и получается. Уже сейчас очевидно, что Фанес дарует Перасу полноименных куда более щедро, чем в прошлые века. С каждым годом щедрей. Сегодня внутри Пределов проживает пять тысяч девяносто два носителя Имени. Абсолютный рекорд! Но подлинные титаны встречаются среди них все реже. Наглядная картина волнового процесса, как выражается наш физик. Колебания затухают, девятые валы превращаются в мелкую рябь. Если истребление недозрелых горгов будет продолжаться, через полтораста лет у нас обнаружится до семи процентов населения, имеющих хиленькие Имена… и ни одного гения.
– Вряд ли, – хмыкнул Иван. – Семь процентов, это же… более полумиллиона. Химероидов на всех не хватит.
– Отчего же? Срок жизни химероидов значительно меньше человеческого. Кроме того, они способны производить обильное потомство. Например «черти» приносят в каждом помете пять-шесть щенков. А щенятся дважды, а то и трижды за год. О ливневых крысах и говорить не стоит – они плодятся натурально, как… как крысы. Для созревания полноценного ноктиса на каждой стадии нужен доживший хотя бы до половой зрелости химероид, это верно. Но для недо-ноктиса достаточно и детеныша.