– Не ворует, – подсказал Иван и покосился на соискателя. – Вы полагаете, не ворует?
– Н-н-не могу знать, – смешался Волт, нервно кусая губы.
– А вы? – буднично изрек Иван. – Поди, воруете по-малому? Ну, признайтесь!
Волт побагровел, тяжело задышал, заерзал на стуле и нервно ослабил узел галстука.
– Шутить изволите? Крупноформатно и… и… невпопад?
Имяхранитель поднялся со стула, прошел к столу и взял пачку «Вестника Гелиополиса».
– Та-а-к, что тут у нас? Ага, Аристофан Пляс. Глазки бегают, голос резкий и срывается, путается в собственной биографии, – Иван зачитал свои пометки на первом же экземпляре. – Наверняка ворует. Доверия не вызвал. Отказать.
– Пляс глуп как пробка! – фыркнул Волт. – И сволочь редкостная. После него я месяц разбирал дела в доме Брегетов. Еле свел концы с концами. Мне было бы искренне жаль, окажи вы ему доверие. Жаль в первую очередь вас!
– Двигаемся дальше. Серапион Николетто. С документами полный порядок, приторно любезен, впечатление оставил крайне неприятное. Слишком подобострастен. Что-то недоговаривает. Отказать.
– Пройдоха этот Николетто! – резюмировал Волт. – Вот уж кто ворует, причем так артистично, что почти всегда выходит сухим из воды! Но вы, даже поймав за руку, не стали бы таскать его по судам! Вижу, не стали бы.
– Верно, не стал бы. – Иван криво улыбнулся и передернул челюстью, будто затвором арбалета. Финконсульта аж перекосило. – Однако на чистую воду вывел бы. Дважды два – всегда четыре. Не так ли?
– Так ли, – Волт убежденно кивнул. – Всегда четыре!
– Коломбина Мавва, – имяхранитель озвучил следующую запись. – Средних способностей, больше исполнительна, чем виртуозна, возок в гору не потянет. Отказать. Глеб Анарион, слишком молод, неопытен, горяч – отказать. Иоланта Гаэра, целиком поглощена собственными переживаниями. Предвижу попытки устроить личную жизнь за мой счет, а самого себя разумею в качестве последней надежды. Отказать…
Волт энергично кивал, соглашаясь с каждым вердиктом, и от себя добавлял едкие, убийственно точные штришки к портретам претендентов. Самым удивительным выходило то, что его комментарии в большинстве совпадали с заметками Ивана, особенно с теми, что на бумагу по недостатку времени так и не попали.
По окончании обсуждения претендентов Иван что-то написал на последнем экземпляре «Вестника». После чего с непроницаемым лицом отдал газету Волту и скрестил руки на груди. Соискатель трепетно принял газетный лист, немо шевеля губами, прочитал комментарий и удивленно поднял брови.
– Вы меня берете?
– Беру. Предупреждать смысла не вижу, человек вы умный, прекрасно все понимаете. Посему просто информирую: обманете – душу вытрясу. И это не шутка, крупноформатная и неудачная. Отныне на вас ложатся квартальный отчет и сношения с имперской мытной канцелярией. На меня – ваше жалованье и накладные расходы. И дай Фанес всеблагой здоровья императору!
– Да уж, – неестественно белый (видимо, от счастья) кивнул Волт. – Поскорее бы закончилась возня вокруг трона. Наберемся же терпения…
* * *
Проводив удачливого соискателя, Иван оседлал стул у окна. Привычным образом вздернул деревянного скакуна на задние ножки, ноги собственные бросил на подоконник и закрыл глаза. Врывающиеся в распахнутое окно порывы ветра сорили шумом города, как сеятель зерном на лубочных картинках. Мальчишки под самым окном играли в пристенок. Сердито и басовито урча, по улице протарахтел автомобиль. Разносчики газет бойко предлагали вечерний номер «Горожанина».
– «…И каждый день мне снова внове, готов узнать – не узнаю, и все старо, и голос крови низводит оторопь мою», – продекламировал Иван.
Устал. Неимоверно, непередаваемо, титанически. Дивный итог изнурительного дня – галерея лиц перед глазами, мужских и женских, симпатичных и не очень, хитроватых и глупых. Иная встреча с горгами обходится не в пример легче. Семь раз подумаешь, прежде чем сменить занятие хранителя Имен на службу в каком-нибудь непыльном присутственном месте. Иван усмехнулся. Присутственное место. Даже вслух произносить не хочется, куда уж там оказаться в кресле чиновника средней руки. Тонны бумаг, кубометры пыли (так-таки непыльное место?), оковы партикулярного платья от рассвета до заката. Особый подобострастный пиетет к чиновному ранжиру. Как же нелегко приходится им, бедолагам, когда отлаженная система дает трещину, и не понимаешь, кому кланяться в пояс, а кому хватит лишь скупого кивка головой. Все может измениться буквально завтра, и тот небрежный кивок головой тебе ой как припомнят.
Что творится в последние дни при дворе – даже представить трудно. Все встало с ног на голову. Можно смело держать пари на любые деньги, что дворец Ромасов напоминает сейчас разворошенный муравейник. При живом еще императоре дворня перегрызлась за трон. А умрет монарх или останется жив – никому и дела нет. Зачем осложнять себе жизнь? В жизни все дело случая, но каждый случай нужно готовить. Собака лает, ветер носит, и все при деле.
От входной двери прилетела звонкая бронзовая трель. Снова колоколец! Галерея лиц перед глазами завертелась, как мир вокруг карусельной лошадки. Это никогда не кончится, подумал Иван, открыл глаза и рявкнул:
– Прием окончен!
Никакой реакции. Кто-то еще не знал, что вакантное место уже занято, и продолжал надеяться на благосклонность фортуны. Дергал колоколец за шнур, и тот щедро доился бронзовыми переливами. Настойчивость очередной претендент выказал не меньшую, чем Волт. Пришлось встать. Иван нехотя прошагал в коридор, с кислой миной открыл дверь и прикусил губу, узрев гостя. Вернее, гостью. В руке у нее был неизменный «Вестник Гелиополиса».
– Д-добрый вечер, мне…
– Вечер, увы, не добрый, и вам не повезло. Место уже занято.
– Вы… ты меня не узнаешь?
Обезоруживающее начало. Иван поджал губы, нахмурился и медленно покачал головой. Ковыряться в памяти – все равно, что пытаться вызвать рвоту при абсолютно пустом желудке. Бесполезные потуги разбудят только жжение внутри и вкус желчи во рту. Так, по крайней мере, было до сих пор. Проверено, и неоднократно. И, пожалуй, не стоило затевать процесс узнавания на пороге. Интересно, как правильно обращаться к гостье из своего прошлого? Входи или входите?
– Милости прошу. – Имяхранитель посторонился, приглашая женщину войти, и придирчиво оглядел ее сзади.
Высока, стройна, светловолоса. Намек на полноту нисколько ее не портил. К сожалению, черты незнакомки не стали тем ключиком, который подошел бы к заколдованному замку, как в том убеждены некоторые эскулапы. Освобожденные воспоминания не хлынули широким потоком из потайной комнаты. Напрасные надежды, комната осталась заперта.
– Значит, объявление не имеет отношения к визиту?
– Ты совсем-совсем не помнишь меня, Ваня?
– Совсем-совсем. Извини за холодность. Кофе кончился. Может быть, мадеры?