На капли Катя не отреагировала, и Женя просто пообещал:
– Не встанешь, водой полью.
– Фу, зачем так грубо? – сладко потянулась она. – В кои-то веки в мягкой постельке понежиться можно. Ни работы, ни учебы…
– У нас всего день на все, – отрезал Леонтьев. – Завтра утром нужно выехать обратно. Тут же дорога как раз весь день и занимает, забыла?
– Что за люди? Совершенно отдыхать не умеют, – недовольно вздохнула девушка, однако поднялась. – Деспот!
– Еще слово, и оставлю без завтрака.
Екатерина сглотнула и не произнесла больше ни звука до тех пор, пока не получила в кафе на улице Карла Маркса свой капучино и два пирожных с заварным кремом.
– Так, на чем мы остановились? – попыталась припомнить она, облизывая пальцы. – Кажется, о дороге на весь день? Тогда заводись, поехали. Сам монастырь не здесь, а в тридцати километрах. Идти пешком будет нудновато.
Пришлось заводить «Гольф», снова переправляться паромом через Вагу, ехать почти полчаса по трассе, чтобы потом свернуть на безымянную грунтовку, уходящую в густые сосновые леса. К счастью, этот отрезок пути занял всего десять минут. Машина въехала в деревню Корбала, и, уже не дожидаясь указания, молодой человек зарулил к отдельно стоящему деревянному храму с двумя тесовыми шатрами – над самой церковью и над поднятой перед входом колокольней. Оба шатра венчались совсем небольшими железными луковками с крестами.
– Заперто, – заглушив мотор, посетовал Женя. – Никого ни о чем не спросить.
– Думаю, внутрь нам не попасть, – вышла на недавно обкошенную прогалину перед храмом девушка. – Тут в деревне населения от силы с десяток человек, может, чуть больше. Днем наверняка-то делом заняты, не до нас.
– Монахи?
– Ты чего думаешь, мы в монастыре? – рассмеялась Екатерина. – Не-ет, до него еще пёхать и пёхать. А это деревня Корбала, прошу любить и жаловать. Известна с шестнадцатого века. Поместье самого Бориса Годунова, между прочим. К монастырю-то отсюда, думаю, не проехать. Разве только на тракторе.
– Далеко?
– Ну, еще верст пять, а то и менее.
– Ладно, Сусанин, веди…
Девушка как в воду смотрела – узкая дорога, если можно так назвать две прокатанные в траве колеи, которые местами прерывались глубокими ямами, иногда зарывались в серый комковатый суглинок на глубину чуть не в полметра, а в одном месте этот лесной тракт пересек брод по колено глубиной. И если бы «Гольф» не сел на брюхо еще раньше – уж тут-то его бы точно смыло.
За речушкой колея пошла наверх. Кладоискатели миновали небольшой взгорок, выше пояса заросший цветущими луговыми травами, а потом дорога устремилась под уклон, и в конце луговины обнаружилась скромно примостившаяся под частыми соснами часовенка с тремя слепыми, заколоченными окнами, следами от исчезнувшего крыльца и ржавой железной крышей. Уж здесь было видно точно: это не краска, это гниль.
– Все, – облегченно выдохнула девушка, – приехали. А вот это он и есть, Важский Боголюбский монастырь. Он же Трехсвятительский. В нем два храма стояло. Поэтому и называли либо в честь одного, либо в честь другого. Сама часовня поставлена на месте упокоения нетленных мощей Варлаама Важского. Однако ручаться не буду. Недавно ходили слухи о том, что организуется экспедиция для их поиска. Значит, по этому факту есть серьезные сомнения.
– Два? – удивился Евгений. – Я помню один.
– Совершенно запросто! – тяжело дыша, взмахнула рукой Катерина. – В этой обители церкви горели, как спички. Раз семь или восемь. Братия ссылалась на молнии, но уж очень все это… В общем, чем-то не по нраву Всевышнему постройки здешние пришлись. А учитывая то, что во сне ты бродил по Смутному времени, то людям тамошним было, наверное, не до того, чтобы погорельцев-то выручать. Война все ресурсы высасывала. И оружие, и людей, и деньги. Там ведь, почитай, все против всех рубились, от Дикого поля до Ладоги. Еще вопросы есть?
– Откуда ты все это знаешь?
– Сделала перед выездом «домашнюю работу». Теперь знаю все, что связано с этим местом. А ты хоть как-то подготовился?
– Некогда было.
– Тогда за мной не ходить!
Катя скрылась за часовней.
Оставшись один, Женя Леонтьев прошелся по лугу, коснулся рукой теплой стены часовни, огляделся.
Ничего знакомого. Ни далеко, ни близко. Возможно, сохранись тут храм, ворота, хоть какие-то остатки стен, он бы сориентировался. Хотя бы лес! Но лес по сравнению с тем, что был во сне, стоял непривычно и неправильно – через поле и довольно далеко от реки. Да еще совершенно лишняя часовня с толку сбивала…
С одной стороны – разумом молодой человек прекрасно понимал, что вспоминает сон, просто сон, и глупо надеяться, будто реальность подтвердит ночные видения. С другой… он он все равно чувствовал сильнейшее разочарование.
– Один шанс на миллион, – повторил Леонтьев слова своей спутницы. – То есть никаких шансов. Но все равно, глупо было не попробовать… Интересно, куда она пропала?
Для человека, отлучившегося в кустики по житейской необходимости, девушка отсутствовала уже слишком долго. Евгений, поколебавшись несколько минут, все же отправился узнать: не случилось ли какой неприятности? Обогнул часовню, миновал узкую полоску леса и… оказался на берегу реки. Катя, пользуясь полным безлюдьем, купалась. И, разумеется, голышом.
Молодой человек тихо отступил назад, вернулся на луг. После зрелища обнаженной купальщицы ему тоже показалось, что солнце припекает слишком уж сильно и что после долгого похода по глиняной колее он изрядно вспотел и запылился. И вообще… Лето сейчас или нет? Река под боком, а он парится от жары!
К Катерине на отмель Евгений, разумеется, не полез. Зачем лишние скандалы, если тут вся река – один сплошной пляж? Прикинул, где заканчивается изгиб русла, пошел вправо и, пробравшись сквозь заросли сирени, оказался на просторном берегу в стороне от спутницы. Ни она его не увидит, ни он ее. Разделся, вошел в воду.
Река оказалась мелкой и теплой, как кофе в столовой Счетной палаты. Правда, немного светлее. Войдя по колено и поняв, что бояться нечего, Женя немного разбежался, нырнул, проскользил над самым дном, насколько хватило дыхания, вынырнул, проплыл саженками до самой стремнины, развернулся – и едва не хватанул воды от неожиданности: это был тот самый берег!!! Тот берег, вдоль которого он крался, чтобы напасть на польских пушкарей!
Дорога исчезла – вместо нее стояли молодые, полутораобхватные сосны. Но за ней, в том же месте, где зеленел кустарник четыреста лет назад, темнела зелень и сейчас. Видать, то ли земля была получше, то ли вода к поверхности ближе. Или родник какой пробивался. Крепость и расчищенное пространство возле нее тоже исчезли – но остался изгиб берега от низины слева и все выше, выше в правую сторону с хорошо очерченным обрывом. А по левую руку – сохранилась на своем месте топкая заводь с камышами.