– И ты так спокойно мне о том сказываешь?
– Так же, как ты спокойно слушаешь, – ухмыльнулся Софоний. – А случилось сие аккурат через семь дней после твоего тайного из Москвы отъезда. До обители Горицкой вроде как семь дней пути? Ты молодец, друже, я преклоняюсь. Я бы так не смог.
– Ты о чем? – сделал вид, что не понял, Басарга.
– О твоем спокойствии, – точно так же поступил Софоний. – Тело, правда, так и не нашли, да и не видел никто, как сие случилось. Посему князья Шуйские беспокойство проявляют и сыска требуют. В Разбойном приказе, кстати, в татях, что тебя убить пытались, иноземцев по амулетам опознали. Не православные. Князь Михайло Воротынский о тебе беспокоится. Вроде как во дворец ты рвался, а опосля пропал начисто.
– Долг свой исполняю, – ответил боярин Леонтьев. – Успешно покамест. А какой – государю ведомо… – Он замялся, решив, что ответ прозвучал слишком резко, и поправился: – Ведомо, что монастыри в землях заволочских объезжаю да за соблюдением интереса государева слежу. Ныне вот по Онеге ездил и отчет подробный составил. На будущей неделе в Сийский [31] монастырь собираюсь. Компанию составишь?
– А то! – толкнул его плечом в плечо Софоний. – Прошлый раз мне понравилось. Хоть завтра.
– Завтра не могу. Хочу приют сиротский основать от обители Важской. Место надобно определить и работников поставить. Строить нужно, пока зима. Как снег таять начнет, леса по слякоти будет не привезти.
– Это дело святое. Коли нужда какая возникнет, сказывай, помогу.
Но на первых порах боярин Зорин приюту ничем помочь не мог. И потому два месяца он прогостил, просто составляя Басарге компанию в пирушках и поездках по обителям, а в середине марта, опасаясь совсем уже близкого ледохода, гость забрал для Монастырского приказа составленные подьячим ябеды и ускакал в столицу.
Лед по рекам пошел в начале мая, а едва вода открылась – Басарга Леонтьев отправился по делам к Великому Устюгу, в Троице-Гледенский монастырь. Пользуясь случаем, с ним на богомолье отправилась и гостья со своей приживалкой. Отплыли они еще до рассвета, вернулись через три недели затемно.
На следующий день подьячий нашел на пороге Трехсвятительской пустыни подкидыша. Укорив чернецов, что они до его прихода не заметили младенца, боярин забрал дитятку с собой, и несчастного сироту взялась выхаживать блаженная спутница таинственной княгини, что укрывалась в усадьбе Басарги Леонтьева…
Лента объявлений на интернет-странице Вельска была богата, а вот реальность – скучна и неприглядна. Из полутора сотен объявлений о продаже достойными внимания оказались только семь. Трое торговцев предлагали купить монстров типа «Паджеро» или «Акуры MDX», один оказался дилером концерна «Ауди». Из оставшихся транспортных средств Евгению пришлось выбирать между ухоженным «Москвичом-412», гнилой вусмерть «Хондой», плохо слушающейся руля, и мотоциклом «Иж-ю» с коляской.
Решающим аргументом стала цена. За мотоцикл спросили двести баксов. То есть если он проживет не дольше «Гольфа» – финансовой бреши кошельку бухгалтера не нанесет. Ретро-«Москвича» Жене было жалко, а «Хонды» он откровенно испугался. «Иж-ю» – и то выглядел надежнее.
Вечером, гордый собой, он подкатил к гостинице на трехколесном друге, поставил на охраняемой парковке и прошествовал в холл с надетыми на оба плеча шлемами и доверенностью в кармане.
В номере Катерина валялась в одних только трусиках на раскиданной постели, напялив наушники и стуча по клавишам потрепанного ноута. То ли она Леонтьева уже совершенно не стеснялась, то ли дразнила специально.
– В кафешку так пойдешь? – поинтересовался Женя.
– А ты меня такую возьмешь? – ухмыльнулась она, сбрасывая наушники.
Евгений понял, что девка-чума не шутит, и покачал головой:
– Одевайся.
– Ой-ёй-ёй, какие мы серьезные! Тогда сюда посмотри, неуч, всего за два часа нарыла… – Девушка поставила ноут на простыню и повернула экраном к нему, открыла страницу в Инете: – Верхотурский Николаевский монастырь Свердловской области. Буковки знакомые видишь?
Леонтьев опустился перед кроватью на колени, прочитал статью, но причины для восторга не нашел:
– И что тут такого важного?
– Нет, читать ты точно не умеешь, – хмыкнула Катя, скатилась с постели и пошла к шкафу за платьем. – Монастырь основан выходцем с Ваги в тысяча шестьсот четвертом году. В нем была школа, оказавшаяся достойной отдельного упоминания в летописи, и некая очень ценная святыня. В тысяча семьсот пятнадцатом году монастырь выгорел дотла вместе со школой, опять же особо оговоренной. Но!!! Автор замирает от восторга, барабанная дробь… В тексте с немалым воодушевлением указано, что святыня уцелела. Какая именно – молчок. Насельники и святыня съезжают с пепелища в древний, как бивень мамонта, Усть-Вымский мужской монастырь, основанный аж в четырнадцатом веке. Однако, едва наступила иезуитская эпоха, как его тут пришлепнули, точно муху.
– В огороде бузина, а в Киеве дядька, – согласно кивнул Женя.
– Ну-у, ты тундра! Шестьсот четвертый год – это уже Смутное время, по Руси вовсю гуляют банды, за кусок хлеба могут зарезать и «здрасте» не сказать. Поэтому, не дожидаясь беды, твоя школа снимается с якоря, уезжает за тысячу верст на восток и обосновывается на новом месте. Вполне логичное и умное решение, не находишь? А здешний монастырь превращается в скорлупу ореха, но без ядрышка. – Она уселась рядом и с видимым наслаждением натянула чулки на ножки. – Включи логику, бухгалтер. Мы приехали сюда, в одно и то же место: ты за школой, а я за убрусом. Значит, есть вариант, что они связаны. Потом мы замечаем засветки и школы, и святыни еще в двух обителях. И мы видим, что все три интересные нам обители убиты насмерть. И еще. Ты помнишь, что Важский монастырь часто горел? Верхотурская обитель тоже выгорела. Зачем преступники устраивают пожары?
– Чтобы хозяева вынесли на улицу самое ценное… – посмотрел на нее Женя.
– Умнеешь на глазах. – Катя выпрямилась, одернула платье. – Наши монастыри пасли какие-то крысы. Здесь у них все обломалось, а в Верхнетурске дело выгорело, чернецы святыню засветили. Но спасли. Спасли, несмотря на то что монастыри, которые помогали хранителям, в наказание полностью уничтожались. И твоя школа, судя по всему, путешествовала вслед за реликвией.
– Получается, твой убрус хранится в моем интернате?
– Уговор помнишь? – Девушка обняла его и крепко поцеловала в щеку. – Узнаешь продолжение, если я на два месяца поселюсь в твоей квартире.
– Не было такого уговора, бешеная лимитчица.
– Он есть! – Катя стукнула ободранным ногтем указательного пальца по кончику Жениного носа и шепнула в ухо: – Больше ни одного слова, пока не лягу в твою кровать. Примечание: не путать с постелью.