Ледобой. Круг | Страница: 66

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– А почему отец девчонки отказал тому, на черном коне?

Незнакомец помедлил:

– Испугался.

– Чего?

– Потом поймешь.

Небо на востоке побледнело, ровно бросили на солнце черную завесу, а та истончилась, и сквозь нее стал пробиваться свет.

– Я тоже разок видела громадного коня, едва дух не отпустила, когда тот мимо прошел. Здоровенный, черный, ножищи толстенные, как жахнет по земле копытом, двор сотрясся. А что было дальше?

Незнакомец усмехнулся.

– Потом были еще женихи, девчушка выросла, сходила замуж, но неудачно. Замужество не принесло ей счастья. Помотало ее по белу свету, чего только вынести не пришлось, и однажды…

Верну который раз передернуло. Показалось или дуб, в чьей раскидистой кроне присели, слушает столь же внимательно, как она? Стоит рассказчику заговорить – шелестит, едва незнакомец умолкнет, и дуб замирает.

– Что однажды?

– Девчонку с мужем занесло в лес. И вдруг стало ясно, что их преследуют.

Точно говорят, все дуры похожи. История незнакомой девушки так явственно напомнила Верне собственную, что осталось только плечами пожать.

– Повезло девчонке. Дураки попались. Обнаружились и дали себя прирезать.

– Со мной похожая беда приключилась, – буркнула Верна, поглядывая на дальнокрай. Розовело.

– Не может быть. – Собеседник усмехнулся.

– Мне тоже повезло… – запнулась и поникла головой. – Муж помог. А чего хотели те от девчонки?

– А от тебя?

– Какой-то умник решил заполучить меня во что бы то ни стало.

– Вот и с нею то же. Приглянулась кому-то.

– А дальше?

– Известно что. Если кто-то выкладывает немалую цену, значит, дело стоящее, а просто так от своего не отступаются. Был раз, будет и другой. Не в бирюльки игра.

– Я тоже об этом подумала. Ума не приложу, кому такое сокровище нужно.

– Поймешь чуть позже. А девчонке жить надоело, стала смерти искать. Во всех мыслимых грехах свой след нашла.

Что? Верна напряглась. Больно странно все выходит. Один к одному получается ее собственная жизнь, ровно друг на друга наложились две одинаковые вышивки.

– Дальше.

– Дальше, говоришь?.. А ничего у нее не вышло, не смогла помереть.

– По… почему?

– Не дали. Нашлись у девчонки хранители.

Не дали… не дали… Очень захотелось поглядеть на рассказчика, кто такой шустрый да языкастый.

– Ты обещал распалить костер.

– Самое время. – Незнакомец кивнул. Нечто огромное встало с бревна, и только трава зашуршала под ногами сказочника. – Время зябкое, росяное.

Папкина дочка закусила губу. Все меньше нравилась история, ведь не может нравиться чужая жизнь, как две капли воды похожая на твою собственную, тем более если от безысходности сама собралась в палаты Ратника. Незнакомец сбросил сухостой в паре шагов от бревна и присел спиной к Верне.

– Значит, не отказался от девчонки тайный воздыхатель?

– Нет, – бросил через плечо. – Не отказался. И вышло, в конце концов, по его.

– А кто он?

Отмолчался, только хмыкнул. Под руками сказочника родился крошечный огонек, перебежал на сухостой и под старым дубом затрепетал костер. На кроне заиграл пламенный отблеск. Верна переиначила вопрос:

– А почему вышло по его? Заставил?

– Отчего же заставил? Сама пошла.

– Странно как-то.

– Вовсе нет. Что станешь делать, если хочется войти в дверь, а она закрыта?

– Постучу.

– Не открывают.

– Полезу в окно.

– Заколочено.

Верна призадумалась. Жестко стелет незнакомец. Костер между тем разгорелся, и неудержимо захотелось погреться. Замерзла что-то, будто век вековала на куске льда. Встала с бревна и подошла к огню, а странный сказочник, напротив, сдал к деревьям, туда, где всхрапывал его конь.

– А мне ее жаль, – бросила в темноту. – Жила себе девка, горя не знала, и тут на тебе! Неведомый воздыхатель, жуткие преследователи, потом хранители. Грустная история.

– Девка очертя голову совалась во все битвы, бросалась на мечи, однако тщетно. И что прикажешь делать, если хочется умереть, а не выходит?

Верну передернуло. Мама, мамочка, все меньше нравится сказка! Хочешь войти в дверь, а там закрыто, лезешь в окно – заколочено, норовишь через крышу – там наглухо забрано досками.

– Чего ты хочешь от меня?

– Так я уже все сказал, – усмехнулся незнакомец из темноты. Всхрапывал конь, бил копытом, только всхрапывал так, что подумала бы – медведь ревет, копытом скребет землю так, что в пятках отдается. – Погибнуть на мече не получилось, хранители не дали. Знай себе живи-поживай.

Ой, мама-мамочка!.. Какое-то время молчала, словно онемела, ослепла и оглохла разом. Так, значит… так, значит…

– Девчонка из рассказа – я? Ты послал за мною темных?

– Дурачье! – оглушительно рассмеялся незнакомец. – Благоверный твой оказался им не по зубам. Одному он вспорол брюхо от ребра до ребра, другому вырвал горло, кто-то и вовсе без головы остался.

Бежать, сейчас же! Меч наголо, иссечь наглеца крест-накрест и – скок на Губчика!

– И что дальше? Снова в погоню за Костлявой?

– Да!

– Не набегалась? – под громогласным хохотом крона дуба зашелестела, будто под порывом ветра, а ведь не было того и в помине! И птицы молчат в эту рассветную пору. – Тебя к ней не подпустят даже близко!

Девятеро даже не спешились. Покоились в седлах будто истуканы. Раскрыв рот, Верна превратилась в десятое неподвижное изваяние. Они не подпустят Костлявую, не подпустят…

– Ты останешься на этом свете, – усмехнулся незнакомец. – И наконец будешь моей.

– Почему я?

– Мне подойдет не всякая.

– Уже плачу от счастья!

– Лучше смейся.

– Я дура. На мне невинная кровь. Из-за меня гибнут люди! Я никому не приношу счастья!

– Болтаешь много. Язык бы тебе подрезать.

– Нарисовался ухажер, ровно с неба упал! Будьте нате!

– Целая жизнь впереди, узнаешь.

Верна замолчала, исподлобья косясь в тень дуба. Светало, мрак посерел, под деревом проглядывало огромное сажное пятно, человек и лошадь, оба громадные, необъятные. Что сделать, если хочешь войти в дверь, а не пускают? Ты в окно – а там заколочено? Девятеро не дадут умереть, где он их только нашел? И ведь на самом деле не дадут. Пусть сомневаются дураки и те, кто не видел их в деле. Пусть неверующие спросят у «серебряных» и коффов – может быть, еще не зажгли погребальные костры на истребленной заставе. Безрод потерян, жизнь все никак не оборвется, можно ли придумать нечто худшее? Мучение без намека на успокоение. И тут появляется некто и говорит, будто давно искал, белый свет обошел в поисках. Какая девка не раскрыла бы рот, когда впереди маячит призрак спокойной жизни?