Нашла коса на камень. Здоровенный оттнир, под стать мучителю быков Рядяше, подхватил с земли такую же скамью и пробился к бояну. Здоровяки успели только по разу оходить друг друга. Скамьи у обоих разлетелись, и страшно заныли отбитые ладони. Искать оружие не стали, сцепились врукопашную. Жутким ударом Рядяше едва не снесло пол-лица, а сам с левой руки свернул полуночнику челюсть. Ровно быки, перепахали под собой землю, схватились грудь в грудь и, что было дурных сил, давили друг друга могучими руками. Трещали ребра, оба поединщика ничего не видели от боли, знали только, что стоять останется лишь один. И смял-таки Рядяша полуночника, треснул у того хребет, и рыжий оттнир обмяк. А боян, превозмогая боль в сломанных ребрах, развел руки, выпустил мертвого врага и остался стоять, ровно дуб в чистом поле, пока не поймал грудью шальной меч. Без счету оттниров накрошил Рядяша вокруг себя, тех, что первыми полегли под страшной скамьей, даже видно не стало. Гору трупов увенчал собой.
И когда Безрод усталым взором оглядел бранное поле и чутьем, что дается одному на тысячу, углядел в мешанине тел и мельтешении оружия колесо судьбы, облегченно выдохнул. Сивый увидел тот единственный удар, который развернул колесо судьбы в нужную сторону. Медленно разгоняясь, колесо понеслось на полдень. Решающий удар нанес Гремляш, и в суматохе жаркой схватки проступило лицо судьбы, и оказалось оно курносо и по-боянски стрижено.
От всей дружины Безрода осталась лишь горстка воев, полуночников немногим больше. Лесные призраки даже оглянуться назад не смели, что там увидят? Как доламывают горожан, и получится, что затея с вылазкой ни к чему не привела? Что они напрасно разбрасывались направо и налево своими и чужими жизнями? Лучше биться до конца и не оборачиваться. И только Безрод знал истину и усмехался в бороду.
Полуночники отхлынули. Лесные призраки подтянулись к воеводе. Посеченные Неслухи, Гремляш, Моряй, Стюжень и еще два воя, даже имен которых Безрод не помнил. Вымазанные чужой и своей кровью, парни стояли из последних сил и тяжело дышали, руки больше не держали мечей и секир, была бы воля – побросали наземь и сами рядком улеглись. А если воевода назад не оборачивается, значит, им тоже не следует. Победит Сторожище – услышат, нет – все равно погибать.
…Вражьей крови наземь слил – море-окиян,
По живому злым мечом трижды по три рван,
Затянулось, зажило, стану дальше жить,
Чтобы в битве страшной голову сложить,
Во широком поле прямо у реки
Грудью в грудь ударили ратные полки,
Бились, не щадились, мечный звон стоял,
И последним из дружины я на землю пал… –
прохрипел Безрод и пошел вперед. Он не смог удивиться даже тому, что старый ворожец еще жив. Удивится потом, если выживет. Все переели битвы. Уже мутило, как будто до тошноты напились меду, от запаха крови едва не выворачивало. Остатки двух дружин сошлись и рубились из последних сил. Пал посеченный Моряй, но Безрод этого не видел, просто не оглядывался. Пали те двое, имен которых Сивый не помнил, но этого он тоже не видел. Пал Стюжень, и земля вздрогнула под ногами, когда рухнул верховный ворожец. Окруженные со всех сторон, один за другим обняли землю Неслухи и взгромоздили вокруг себя оттниров видимо-невидимо. Затих за спиной Гремляш, только прохрипел что-то и пал, и лишь Безрод все рубился и убивал.
Их осталось только двое. Сивый стоял против оттнира, и было уже не понять, стар полуночник или молод. Оба перепачкались кровью и грязью с головы до ног, лица исказились болью и усталостью. Последние люди двух дружин выстаивали один другого, и даже просто поднять меч, значило умереть от усталости. Они и виделись друг другу ровно в тумане, и поди догадайся, на самом ли деле туман сделался красен?
Полуночник захрипел и рухнул Безроду в ноги. Сивый не мог даже обернуться, посмотреть, что творится за спиной. Упер мечи в землю, боясь шевельнуться. Если бы победили оттниры – уже зарубили, но еще звенят за спиной мечи, еще хрипят люди. И будто во сне донесся крик:
– Сы-ы-ын!
Безрод оглянулся и едва не упал. К нему со всех ног неслись люди, а из городских ворот прямо в воду прыгали горожане…
Будто сонный, ходил Сивый по полю, не выпуская мечей и опираясь на них, точно на клюку. Перестоял муть в груди и пошел. Не дал увести себя и брел по полю, ровно смерть по своей жатве. Едва сотня осталась на ногах от основной дружины князя, оттниры полегли все до единого. Последним упал Брюнсдюр. Хотел спеть напоследок, но дыхания не хватило. Только хрип да свист вырвались из осипшей глотки. К ладьям не побежал ни один полуночник. Лучше пасть мертвым, чем остаться в живых и слушать на родине смешки и упреки.
Горожане и дружинные сносили раненых в становище оттниров. Тащить через реку и поднимать на стену в люльках не стали. Из-под горы трупов извлекли Стюженя. Старый оказался еще жив, застонал, когда взяли на руки. И как тут не застонешь? Все посечено, даже взяться не за что. Безрод хотел помочь, но даже с места не смог сойти. А когда на радостях кто-то заключил в медвежьи объятия, Сивый провалился в беспамятство. Только и узнал в бородаче Перегужа…
Несколько дней Безрод провалялся без сознания. Мутило так, что даже беспамятный кривился. Сколько мечей-секир поймал, и сам не знал. Язык не ворочался. А когда на третий день открыл глаза, увидел над собой чье-то бородатое лицо. С трудом разлепил спекшиеся губы и что-то зашептал. Урач даже слушать не стал, приложил руку ко лбу, и Безрод снова провалился в сон. Всего-навсего хотел спросить, кто из лесной дружины остался в живых.
В следующий раз пришел в себя утром. Повернул голову и в полутьме шатра увидел тела, лежащие рядком. Которые стонали, а которые неподвижно лежали, ровно бездыханные. Из угла сверкал зелеными глазами старый Урач.
– Чего встал? На тот свет торопишься? – загрохотал ворожец, однако настоящей злобы в голосе старика не было, только усталое ворчание на молодого да глупого.
– Не ворчи, Урач, – прошептал Безрод, опуская ноги с ложа. – Клюку дай.
– Я тебе, бестолочь, не клюку, а клюкой дам! – Старик незло ворчал, а сам зорко поглядывал, не упадет ли Сивый с ног. Ворожец исхудал, глаза запали, по лицу пошли тени. Которую ночь не спит, за ранеными ходит. Безрод потянул носом. Все вокруг пропахло медом и травами. Сивый подхватил копье, что лежало рядом, упер древко в землю и встал. Повис на копье, голову закружило, замутило, повело. Ноги ослабли, растряслись, и Безрод рухнул обратно на ложе, ровно мешок соломы…
– …Один-втрое стояли, и ни один полуночник не ушел. А сколько наших встанет?
– Немного, – прохрипел Безрод. Отроки услышали, топоча сапожищами, подбежали. – Помогите встать.
Подхватили под руки, подняли на ноги. Сивый обхватил одного из ребят за шею и по шажку пошел вперед.
– Сколько дней минуло?
– С самой сечи? Уже седьмой пошел.
– Стризновали? – Голос так слаб, а сам так легок и невесом, что если бы не держался за отрока, улетел в небо.