Да-а-а! Картинка плохая. И хотя не так давно я посещал его в госпитале и знал, что всё тело Нунца было очень сильно обожжено и ему выжгло роговицу, имелась надежда, что жрицы Бойры Целительницы и врачи восстановят здоровье офицера Чёрной Свиты. Однако, видимо, даже такие профессионалы и умельцы, как они, не смогли, а может, не захотели вернуть барону его прежний внешний вид и хорошие физические кондиции. И это, мягко выражаясь, печально. Однако такова судьба воина Чёрной Свиты. Он шёл туда, куда его посылал император и командир роты, и был готов к смерти в бою, а стал инвалидом, который никому, кроме своих близких, не нужен. Система использовала его и выбросила на свалку, словно он – выполнивший свою функцию сломанный и негодный к починке механизм. Именно подобное отношение к людям со стороны государства меня всегда бесило, что на Земле, что здесь, без разницы. Это было основной причиной того, что я покинул гвардию и стал в первую очередь думать о себе и своих близких, а не о политике и военной карьере.
Невольно, словно младший перед старшим, я встал, сделал пару шагов навстречу другу и придержал его под локоть. Но Эхарт, гордый человек, отстранился и проскрежетал:
– Не надо меня жалеть, Уркварт. Я не древний старик и не такое уж изношенное барахло, каким кажусь внешне. Сам справлюсь.
– Как знаешь, дружище, – не стал с ним спорить я, хотя и видел, что ему тяжело.
Эхарт сел в кресло, а я вернулся на своё место. Помедлив, барон посмотрел на меня и спросил:
– Ну и как тебе мой новый внешний вид?
– Плохо.
– Ты, как всегда, честен, Уркварт.
Мой друг, один из немногих, кого я могу так называть, отвернулся и засмотрелся на огонь в камине, а я поинтересовался:
– Что думаешь дальше делать?
– Не знаю, – ответил Нунц. – Пока была надежда на то, что меня смогут вылечить, хотел где-то в ваших краях обосноваться. Однако меня не долечили, назначили пенсию в пятнадцать иллиров ежемесячно и отправили в отставку. Денег практически нет. В родном старом замке теперь республиканцы отдыхают, а на мне семья. Хорошо ещё, что ты не выгоняешь. Но надолго ли тебя хватит?
– За меня не переживай. Я назвал тебя своим другом и от своих слов не отрекусь.
– Иногда, Уркварт, дружба живёт только до тех пор, пока люди полезны один другому, а сейчас с меня толку никакого.
– Ты во мне не сомневайся, Нунц. Лучше скажи, неужели на выздоровление надежды нет?
– Надежда есть всегда, особенно если деньги имеются. Жрицы Бойры Целительницы сделали всё, чтобы сохранить мне жизнь, а дальше я должен о себе сам позаботиться. Было бы мирное время, со мной бы занимались особо, но империя воюет, и каждый день в военные госпитали тысячи людей привозят, так что всем не до меня. И если я хочу хотя бы частично вернуть себе здоровье, то должен платить магам за дорогие сильнодействующие эликсиры и мощные заклинания. У меня ведь не просто ожог, а магический, в этом-то основная сложность.
– Значит, если тебя лечить, ты снова станешь нормальным человеком?
– Вот ты как заговорил… – В осипшем голосе барона была горечь. – Я уже ненормальный человек.
– Не придирайся к словам, а ответь на вопрос.
– Да. Мой организм ещё можно восстановить. А что, у тебя есть возможность оплатить услуги самых лучших магов и целителей?
– Нет. Такой возможности у меня нет. Я знаю, насколько это дорого. И хотя у меня в казне кое-что есть, чтобы тебя вылечить, этого не хватит.
– Вот видишь…
– Однако, – продолжил я, – у меня всё же есть возможность тебе помочь.
– Артефакт, про который твои дружинники из охраны дома болтают?
– Ты про него уже слышал?
– Краем уха. Я ведь гвардеец и выпускник военного лицея, поэтому даже полунамёки понимаю. – Эхарт попробовал улыбнуться, но вышла некрасивая кривая гримаса, и он уточнил: – Так это артефакт?
– В общем-то да. – Про кмиты я пока решил Нунцу не говорить. – Имеется у меня одна вещь. Стопроцентную гарантию выздоровления не даю, но попробовать её на тебе стоит. Хуже ведь не будет?
– Это точно. Хуже уже не будет.
– В таком случае, – я встал, – пойдём к тебе в спальню. Лечить тебя стану.
– Прямо сейчас?
– А чего тянуть?
– А разве амулет при тебе?
– Он всегда при мне.
Спустя десять минут мы с Эхартом, который снова без моей помощи, с трудом вскарабкался наверх, находились в его комнате. Не раздеваясь, барон лёг на кушетку и, посмотрев на меня, спросил:
– Начнём?
В его голосе было безразличие, но я знал, что оно напускное. На самом деле, как и всякий нормальный человек, Нунц надеялся на чудо, и я ответил:
– Да, начнём. Закрой глаза.
– А это обязательно?
– Желательно.
Барон сомкнул веки, которые имели неприятный розовый цвет. Моё сознание привычно отдало команду кмиту «Полное восстановление». Целебная сила в виде зелёного клубка сконцентрировалась в правой ладони, и, словно порошком, я осыпал ею тело друга. Моментально проникая под палёную и пересаженную кожу, видоизменённая энергия дольнего мира внедрилась в тело Эхарта, и он потерял сознание. Это нормально, так и должно быть. Теперь многое будет зависеть от того, насколько долго он будет находиться в беспамятстве. Если пять—десять минут, значит, «Полное восстановление» ему не поможет, так как пошло отторжение. А если дольше, тогда правы жрицы Бойры – надежда есть, и за несколько сеансов барона можно поставить на ноги и восстановить зрение. Так что всё от меня зависящее я сделал, остаётся только ждать.
Тук-тук! – постучали в дверь спальни.
Я подумал, что это слуга, который хочет доложить, что готов ужин, и подумал о том, чтобы приказать принести его сюда. Но дверь приоткрылась, и в неё просунулась кудрявая голова сержанта Чаена из моего сопровождения, похожего на арзумца, скуластого пожилого брюнета:
– Господин граф, там герцог Гай приехал. Мы его в дом впустили, а слуги в гостиную повели.
– Правильно, – одобрил я действия своих людей и спросил: – С герцогом народа много?
– Четверо егерей и шевалье Томаш Смел. Мы за ними присматриваем.
– Всё верно. Ступай.
Десятник закрыл дверь, а я посмотрел на Эхарта, бессознательное состояние которого перешло в мирный сон, что значило – мой кмит вновь не оплошал. Я удовлетворённо улыбнулся и, покинув спальню, спустился вниз.
Герцог Гай Куэхо-Кавейр, юноша с суровым озабоченным лицом, и его советник шевалье Томаш Смел, которого иногда сравнивали с дубком, потому что он такой же кряжистый и солидный, как это дерево, находились перед камином и делали то же самое, что и я двадцать минут назад, то есть грелись. На мгновение я остановился, дождался, пока мой молодой сюзерен и его многоопытный советник обратят на меня внимание, поприветствовал их и сел рядом. Ходить вокруг да около и сплетни пересказывать мы не стали, каждый из нас человек дела, и герцог начал разговор: