Но дело было не только в этом. Мы получили предложение записать пластинку. И продюсер Джордж Мартин усомнился в талантах Пита. Мы не стали его защищать. Нам уже давно хотелось взять Ринго. Он очень нам нравился. Познакомились мы еще в Гамбурге. Он был симпатичный парень, всегда в хорошем настроении. Кроме того, у него была машина. Да, звучит по-идиотски, но на нас это тогда производило нехилое впечатление — парень, у которого есть своя машина. Мы спросили его: хочешь играть с нами, и поскольку мы предложили ему больше, чем он получал до этого, то он и согласился. Вот так просто. Посули мы ему на пару фунтов стерлингов меньше, он бы наверняка отказался. Так он ввязался в нашу авантюру. И случилось это всего за несколько недель до того, как мы взорвали мир.
Ну а Пит… Пит стал вроде как жертвой аборта. Мы расстались с ним практически перед самыми родами. Он играл с нами три года, а за несколько дней до записи первой пластинки мы решили его выкинуть. Никто не осмелился сказать это ему в лицо. Мне до сих пор стыдно об этом вспоминать. Но рок — это вообще скопище подонков. И это грязное дело мы поручили Брайану. Он сказал, что для Пита это было как гром с ясного неба. Он был настолько поражен, что даже не сделал попытки побороться за свое место в группе. Ему было слишком больно, что мы вот так запросто его бросаем, даже не дав себе труда объясниться. Сделать это следовало мне. Ведь это была моя группа. Но я всегда был трусом и избегал ответственности. И потом, я считал, что каждый за себя, каждому — своя куча дерьма. Теперь я кляну себя за это. Хотя нет, не уверен; может, это я вам сейчас так говорю, чтобы показаться чуть более человечным. В глубине души мне на все это глубоко наплевать. Помню только, что мне было паршиво и я старался его избегать. На последних концертах мы все уже знали, что скоро выгоним его, но я и словом не обмолвился. Он спросил меня: в чем дело, какие-то проблемы? А я ответил: да нет, какие проблемы? Ну, черт, он-то тоже хорош! Всегда сам по себе, звезда, понимаешь, мы все стриглись одинаково, но только не он. Ну, правда, знай он, чем мы станем, может, и постарался бы вписаться в группу. Мы все, чтобы не просрать свою жизнь, выворачивали ее наизнанку. А, что толку искать какие-то оправдания. Просто мы не хотели иметь с ним дела, вот и все. Мы убедили себя, что Ринго лучше. Хотя Джордж Мартин отказался записывать с ним диск. Это было обидно. Его только что приняли в группу, и вот прямо в студии мы заменяем его другим музыкантом. Но такое случилось всего один раз. Отныне он стал членом группы.
Поклонники Пита Беста пытались срывать наши выступления. Ринго получал письма с угрозами. Джорджу вообще дали в глаз. Нас даже охватило сомнение, может, мы и правда недооценили, как публика любит Пита. Но довольно скоро все кончилось. В итоге ведь ничего не изменилось. Прошло время, и его совершенно забыли. Несколько лет спустя Хантер Дэвис — парень, написавший нашу официальную биографию, то есть кучу брехни, где не могло быть настоящей правды, — рассказал нам, что стало с Питом. Он работал в булочной и за неделю зарабатывал столько, сколько мы за секунду, даже меньше. Ну и что, подумал я, мне от этого не жарко и не холодно. Он ухнул в преисподнюю, а мне чихать. Правда, мне и самому тогда было погано. Слава душила меня, и не было надежды на нормальную жизнь. Я сидел на героине. И вообще, еще неизвестно, рассуждал я, кому живется лучше — нам или булочнику. Хотя чего там, мне было до лампочки, что с ним стало. Какое мне дело до трупов, через которые нам пришлось перешагнуть? Мне задавали вопрос, почему мы ему ничем не помогли. Например, не купили ему дом? Потому. У нас своя жизнь, у него своя. Чтобы добиться успеха, надо вести себя жестко. Всегда. В этом дерьме каждый сам за себя.
После того как мы его вышибли, он попытался сколотить свою группу, даже не одну. Но у него не сложилось. А мы за это время выросли до небес. В Ливерпуле каждая собака знала его как ударника «Битлз», так что он и шагу ступить не мог, чтобы ему не напомнили, как он прокололся. Люди его жалели. Ну еще бы, парень, который почти стал частью легенды. Величайший в истории музыки рогоносец. Стоит мне хоть на секунду об этом задуматься, как я понимаю, что вся эта история не могла не спалить его. Я точно знаю, что он год прожил в доме у матери. Целый год никуда не выходил, валялся на диване и пялился в ящик. Но потом настал день, когда ему захотелось с этим покончить. Может, увидел нас по телику или прочитал про нас в газете. Трудно было не наткнуться где-нибудь на наши рожи. Ну он и решил со всем покончить. Мне рассказывали, что он предпринял две попытки, обе неудачные. Может, это его судьба — всегда и во всем лажать. Но вот чего у него не отнимешь, так это того, что Бест никогда не трепал про нас языком. Легко допускаю, что ему сулили миллионы, лишь бы разузнать про нас всякие пакости, особенно из времен Гамбурга, он же своими глазами видел все, что мы вытворяли, сидел, как говорится, в первом ряду. Должен сказать, что этим он вызывает у меня уважение. [10] В отличие от тех придурков, которые пишут обо мне книги по триста страниц и врут напропалую, как они со мной дружили, хотя на самом деле мы виделись раз в жизни, да и то не больше двух минут. Каждый считает себя вправе высказывать свои мысли по поводу моих мыслей, у каждого свое мнение о том, как я писаю, так что даже сейчас, разговаривая с вами, я не уверен, что я — это я.
Ну вот, мы добрались до середины лета шестьдесят второго года. Группа собиралась записать пластинку. Мы еще сами об этом не знали, но готовился взрыв. Наш продюсер намеревался принять самое активное участие в начинавшейся революции в звукозаписи. Звали его Джордж Мартин. При первом знакомстве он нас очаровал… своими шмотками. Он действительно одевался невероятно элегантно. И говорил безупречно правильным языком, что было нам в диковинку. Когда он открывал рот, нам казалось, что мы вдруг включили Би-би-си. Этот человек, чрезвычайно от нас далекий, первым сумел нас понять. Первым захотел иметь с нами дело. Большого риска нет, рассуждал он, но попробовать стоит. Он вовсе не считал, что нашел золотую жилу. Он и представить себе не мог, на что мы окажемся способны и какую гениальную музыку будем сочинять. Он сам это говорил. Говорил, что ему понравились наше обаяние, наш юмор и наша оригинальность, но что он даже не подозревал, чем мы станем. Насчет обаяния он совершенно прав. Мы были симпатяги. И между нами существовала мистическая связь. Ринго идеально вписался в группу. Мы превратились в единое существо о четырех головах, и в этом была наша сила. Мы помогали друг другу, защищали друг друга и друг друга обожали.
Хочу сразу кое-что сказать о Джордже Мартине. Благодаря своему великолепному знанию классики он помог нам утолить нашу безумную жажду творчества. Мы первыми стали использовать в рок-музыке струнные. В общем, мы объясняли ему, чего хотим, а он все исполнял. Я вовсе не принижаю его заслуги. Просто меня бесит, когда его называют пятым битлом. Нет никакого пятого битла. Слишком много козлов мечтают примазаться к чужому пирогу. Только без нас ни фига нет. Нет нас — нет никакой истории. Ни одной ноты, ни одной мелодии. Наверное, зря я это говорю. Скорее всего, он вписал в страницы нашей славы свою запятую. И это уже очень много.