— Удивительно… я как раз сейчас подумал, что мы редко видимся… и хоп! встречаю тебя. Если б я знал, что обладаю такими способностями, я бы чего-нибудь еще пожелал…
— Очень умно.
— Если серьезно, мне надо с тобой поговорить. Можешь зайти ко мне сейчас?
В последнее время Натали почти забыла о существовании Шарля. Он был как старый номер телефона, как вещь, не имеющая отношения к сегодняшнему дню. Как пневматическая почта. Ей было странно, что она должна снова войти к нему в кабинет. Сколько уже времени она туда не заходила? Она не помнила точно. Прошлое начинало деформироваться, растворяться в колебаниях, покрываться пятнами забвения. И это было счастливым доказательством того, что настоящее вступало в свои права. Утром она не пошла, потом все-таки решилась.
Примеры телефонных номеров прошлого века
• Одеон 32–40
• Пасси 22–12
• Клиши 12–14.
Натали вошла в кабинет Шарля. Она сразу заметила, что ставни открыты не так широко, как обычно: в этом было что-то вроде попытки погрузить это утро в темноту.
— И правда, я действительно давно тут не была, — произнесла она на ходу.
— Да, давно…
— Ты, наверно, с тех пор прочитал целую кучу слов из «Ларусса»…
— А, это… нет. Я прекратил. Надоели мне определения. Вот честно, ты можешь мне сказать, зачем нужно знать значения слов?
— Ты за этим хотел меня видеть?
— Нет… нет… мы же все время пересекаемся… и я просто хотел знать, как у тебя дела… как все идет на данный момент…
Последние слова он произнес, почти заикаясь. Перед этой женщиной его поезд сходил с рельсов. Он не понимал, почему она на него так действует. Конечно, она была красива, конечно, ее манера держаться казалась ему несравненной, но все-таки: неужели этого достаточно? Он был мужчиной, облеченным властью, и рыжие секретарши иногда хихикали у него за спиной. Он мог иметь сколько угодно женщин, мог устраивать приемы в пятизвездочных отелях. Тогда что? Сказать было нечего. Он слепо подчинялся тирании первого впечатления. Ничего другого тут быть не могло. Только тот миг, когда он увидел ее лицо на резюме и сказал себе: я хочу провести собеседование сам. И появилась она, юная новобрачная, бледная и неуверенная, а через несколько секунд он предложил ей криспроллы. Может, он влюбился в фотографию? Что может быть изнурительнее, чем когда все чувства подчинены диктату застывшей красоты? Он не сводил с нее глаз. Она не стала садиться. Расхаживала по кабинету, трогала вещи, чему-то улыбалась: воплощение неистовой женственности. В конце концов она обогнула стол и встала у него за спиной:
— Что… что ты делаешь?
— Смотрю на тебя сзади.
— Но зачем?
— Смотрю сзади на твою голову. Потому что чувствую, что у тебя есть задняя мысль.
Только этого еще не хватало: у нее есть чувство юмора. Шарль совсем перестал владеть ситуацией. Она стояла позади него, полная веселого любопытства. Первый раз прошлое казалось ей действительно прошлым. Он был на переднем крае, когда у нее настали черные дни. Он ночи напролет думал, как бы она не покончила с собой, а теперь вот она стояла позади него, живая как никогда, даже чересчур.
— Ладно, сядь, пожалуйста, — спокойно сказал он.
— Хорошо.
— Ты выглядишь счастливой. Тебе это идет.
Натали промолчала. Она очень надеялась, что он пригласил ее не ради того, чтобы снова объясняться в любви. Он продолжал:
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Нет, ведь это ты хотел меня видеть.
— В твоей группе все хорошо?
— Да, по-моему. Вообще-то ты это знаешь не хуже меня. У тебя есть все цифры.
— А с… Маркусом?
Значит, вот какая была задняя мысль. Он хотел поговорить о Маркусе. Как ей это сразу не пришло в голову?
— Мне сказали, ты часто с ним ужинаешь.
— Кто тебе сказал?
— Здесь все всё знают.
— И что? Это моя частная жизнь. Какое тебе до нее дело?
Натали резко осеклась. Тональность ее лица изменилась. Она смерила взглядом Шарля — жалкого, стерегущего каждое ее слово, выжидающего объяснения, полного отчаянной надежды, что она все опровергнет. Она долго смотрела на него и не знала, что делать. В конце концов решила уйти из его кабинета, не говоря ни слова. Оставив шефа в неуверенности, в самой настоящей фрустрации. Она не выносила пересудов, разговоров за спиной. Она ненавидела весь этот букет: задние мысли, разговоры за спиной, удары в спину. Особенно ее разозлила фраза «Здесь все всё знают». И теперь, вспоминая их разговор, она могла подтвердить: да, она почувствовала что-то в глазах окружающих. Наверно, кто-нибудь видел их в ресторане или просто что они вместе уходят с работы, — и вот уже вся фирма забурлила. Почему она разозлилась? Она сухо ответила, что это ее частная жизнь. Она прекраснейшим образом могла сказать Шарлю: «Да, этот человек мне нравится». Со всей твердостью. Впрочем, нет, ей не хотелось наклеивать на ситуацию словесный ярлык, а уж о том, чтобы кто-то заставил ее это сделать, и речи быть не могло. По дороге к себе в кабинет она встречала коллег — и убеждалась, что произошла перемена. Сочувствие и симпатию во взглядах постепенно вымывало что-то другое. Но она пока и представить себе не могла, что скоро произойдет.
Дата выхода в свет фильма Клода Лелуша «Человек, который мне нравится» с Жан-Полем Бельмондо и Анни Жирардо
3 декабря 1969 г.
После ухода Натали Шарль долго сидел неподвижно. Он прекрасно знал, что провалил этот разговор. Он был неловок. А главное, оказался не способен ей сказать, что чувствует на самом деле: «Да, мне есть до этого дело. Ты не захотела встречаться со мной. Потому что больше не хотела быть с мужчиной. Так что да, я имею право знать, что ты чувствуешь. Я имею право знать, что тебе нравится в нем и что не нравится во мне. Ты прекрасно знаешь, как сильно я тебя любил, как мне было тяжело. Поэтому ты должна мне объяснить, это все, о чем я тебя прошу». Примерно это он хотел бы сказать. Но так уж выходит: в наших любовных разговорах мы всегда опаздываем на пять минут.
Сегодня он не мог работать. После того, как они с Натали расставили все точки над «i», после того вечера, когда было столько ничьих в матчах футбольного чемпионата, он смирился. По прихоти чувственного механизма это даже странным образом изменило его жизнь: он возобновил отношения с женой. Несколько недель они постоянно занимались любовью, их тела вновь обретали друг друга. Можно даже сказать, что у них настал бесподобный период. Иногда вновь обрести любовь — куда более сильное ощущение, чем просто ее найти. А потом агония снова медленно пошла своим чередом, словно в насмешку: как они могли подумать, что снова любят друг друга? Это была просто передышка, приступ отчаяния, прикинувшийся лирическим отступлением, ложбинка между двумя горами пафоса.