Он встал из-за стола, за которым обедал вместе с матерью и приехавшим из Минска двоюродным братом Владимиром, сыном тети Нюты, прошелся по всем комнатам просторной родительской квартиры, разминая ноги, плюхнулся в глубокое кресло в кабинете Михаила Евгеньевича и снова достал из кармана телефон. Главный врач поликлиники сразу поняла, о ком идет речь: видно, дочь старика Рыкова была притчей во языцех не только в горздраве и Бюро судебно-медицинской экспертизы. Она пояснила, что Рыкову в Москве сделали операцию по удалению опухоли толстого кишечника, и необходимо прояснить вопрос: насколько радикально была проведена операция, были ли у Рыкова метастазы или имел место рецидив опухоли, и что же все-таки послужило причиной смерти?
— Но Рыкова обращалась к вам за разрешением на выдачу тела без вскрытия?
— Ну, если это можно назвать обращением, — главврач помедлила, — то да, обращалась. Она стояла у меня в кабинете и орала дурным голосом, что мы обязаны выдать ей все необходимые бумаги прямо сейчас, в течение десяти минут. Я пыталась обрисовать ей порядок, говорила про заявление, которое она должна написать, и про то, что лечащий врач будет писать эпикриз, а потом должно быть рассмотрение всех медицинских документов и вынесение решения. Только после этого мы имеем право выписать медицинское свидетельство о смерти. Но она же ничего слушать не хотела! Кричала, брызгала слюной, утверждала, что когда ее отца здесь морили голодом и холодом без всяких нормативов охраны здоровья — это было нормально, значит, и похоронить в обход правил — это тоже должно быть нормальным. В общем, не дослушала меня, убежала, ворвалась в регистратуру и, воспользовавшись растерянностью нашего медрегистратора, просто вырвала у нее из рук амбулаторную карту отца и убежала. Медрегистратор у нас старенькая, пенсионерка, она испугалась, в угол забилась, пока эта фурия по регистратуре металась. Но даже если бы она написала заявление, я бы разрешения на выдачу без вскрытия все равно не дала бы. Надеюсь, вы меня понимаете.
Саблин все понимал. И примерно представлял себе, что будет дальше. Дальше — труп Рыкова вскроют, установят причину смерти, поставят диагноз, выпишут медицинское свидетельство о смерти и выдадут его дочери умершего. После этого она может забирать тело отца и заниматься организацией похорон. Хочет — в Северогорске, хочет — в Москве, на престижном мемориале. Это уже не будет проблемой Бюро судмедэкспертизы.
На следующий день с утра поехали на кладбище, даже теща Вера Никитична приехала из Ярославля, куда недавно вернулась, чтобы ухаживать за сестрой, Софьей Никитичной. Сергея ее появление немало удивило: если Юлия Анисимовна регулярно навещала внучку и соответственно встречалась с матерью невестки, то Михаил Евгеньевич в квартире, где проживали Лена с ребенком и Вера Никитична, не появился ни разу. Он полностью принял мнение жены о том, что «Лена — не пара нашему сыну и рано или поздно этот брак развалится», общаться со сватьей не рвался и вообще дистанцировался и от супруги Сергея, и от его тещи. Дашу он любил нежно, горячо и трогательно, а вот к остальным членам семьи Сергея был более чем равнодушен.
На девять дней никого специально не приглашали, этот день поминовения принято проводить в тесном кругу самых близких, поэтому после кладбища ограничились обедом в квартире Саблиных-старших: народу оказалось немного, всего человек двенадцать-тринадцать — родня и самые преданные друзья Михаила Евгеньевича, и за большим столом все поместились. День был будний, рабочий, рассиживаться особо некогда, и уже к трем часам квартира опустела. Лена умчалась в школу, брат Володя — в аэропорт, его бизнес процветал и требовал внимания, Даша тоже ушла, и Саблин остался вдвоем с матерью.
Он ни на минуту не забывал, что просил Свету позвонить, если до полудня Вихлянцев не распорядится вскрывать труп Рыкова. Полдень в Северогорске — это восемь утра в Москве. Света не позвонила. И это было хорошо. Во-первых, это означало, что Вихлянцев распоряжение дал. Во-вторых, это означало, что он выполнил указание Саблина, внимательно прочел текст Основ законодательства о здравоохранении и сделал правильные выводы. Неглупый мужик, неглупый… А то, что не сориентировался сразу, так это ничего, со временем научится. Только так и можно руководить людьми: тыкать носом в дерьмо, как паршивых щенков. Вот рыкнул на Вихлянцева, голос повысил, зло поговорил — и результат налицо. А если бы начал объяснять, что да как, по полочкам раскладывать, он бы половины не услышал, а другую половину через час забыл. Теперь не забудет, как нужно поступать в таких случаях.
И он снова позвонил Светлане с вопросом: кому расписано вскрытие Рыкова и когда будут вскрывать?
— Так сделали уже, — спокойно ответила секретарь. — Юрий Альбертович прямо с утра Филимонову расписал.
Следующий звонок — Филимонову.
— Виталий Николаевич, что по трупу Рыкова? — спросил он, когда эксперт ответил на звонок.
Вдали слышались приглушенные звуки музыки, голос танатолога был рассеянным, он явно занимался чем-то очень интересным и абсолютно не связанным с судебно-медицинской экспертизой. Но Саблина не волновало то обстоятельство, что он дергает человека по служебному вопросу в нерабочее время. Такие глупости его никогда не занимали. «Танцует, небось, — с неприязнью подумал Сергей. — Классы он, видите ли, ведет. Ничего, пусть о работе подумает, лишним не будет».
Филимонову разговаривать не хотелось, поэтому он постарался свернуть разговор побыстрее.
— Там пневмония, — коротко проинформировал он.
— И все? — осведомился Саблин.
— Ну, во всяком случае, я пока больше ничего не увидел. Но причина смерти у меня сомнений не вызывает.
— И где сейчас труп?
— Как положено. Зашили, поместили в холодильник. А что?
— Значит, так, Виталий Николаевич: завтра прямо с утра вы возьмете труп Рыкова в секционную, разрежете швы, которыми вы так ловко и поспешно его ушили, и будете проводить исследование трупа до тех пор, пока не выявите другую причину смерти. Вы меня поняли?
И нажал кнопку «отбой».
Он не заметил Юлию Анисимовну, которая давно уже стояла в дверях и слушала его разговор со странным выражением лица.
— Сынок, это все продолжение той истории, о которой ты мне вчера рассказывал?
Он молча кивнул.
— И что произошло сегодня? Расскажи, мне ведь интересно.
Сергей постарался быть кратким, но помимо воли увлекся деталями и эмоциями.
— И вот пусть он завтра стоит в секционной над вскрытым трупом и мучается! — заявил он под конец. — Пусть не танцульками своими занимается, а стоит и ломает голову над вопросом: отчего старик умер? Я его научу свободу любить. Пневмония! У онкологического больного! Нет, я допускаю, что непосредственной причиной смерти могла быть и пневмония, но онкологию-то он куда дел? Почему он ее не видит? Почему не говорит о ней ни слова? Если уж судебно-медицинский эксперт ухитряется не заметить рецидивирующую опухоль или метастазы, то гнать его надо из Бюро старыми рваными тряпками.