Не хотел я, чтобы у людей были проблемы. И еще мне не нравится, что мой план в процессе реализации выходит из-под контроля. Я сам выбираю носителя мира, который буду уничтожать, я сам намечаю жертву, и меня ломает, когда действо утрачивает первозданную чистоту и ясность форм. Зачем менты в общепите? Зачем срок хозяину кафе? Почему повесился ресторатор? Я этого не планировал! Это портило общую картину и лишало меня уверенности в том, что я все контролирую и полностью управляю ситуацией. Последствия, не предусмотренные моим планом, не имеют права наступать.
Поэтому мне пришлось расстаться с мыслью о дальнейшем использовании моих разработок. Жаль, но ничего не поделаешь.
Теперь в моих руках рицин. Только один рицин. Без всяких примесей, чистый и великолепный в своей смертоносной силе.
А начальник Бюро судмедэкспертизы — занятный мужичок… Весь соткан из противоречий. Сложный такой, неоднозначный. И мир, носителем которого он является, наверное, очень глубокий и многогранный, красочный и многозвучный. Надо будет о нем как-нибудь подумать…
* * *
— Господи, какая же ты красивая!
Юрий Вихлянцев ласково провел пальцами по бедру и голени женщины, лежащей рядом с ним в постели. Их связь длилась уже несколько лет, но слова восхищения и нежности не иссякали.
— Юра, ты меня смущаешь, — ответила она, натягивая одеяло на грудь.
— Ну почему, любимая? Почему тебя смущает, что ты — красивая женщина?
— Ты знаешь почему, — строго ответила она, но глаза ее улыбались и смотрели на Юрия с любовью и теплотой.
— Принести тебе кофе? Или соку? С конфеткой, да? Ты же любишь конфетку съесть после этого.
Она благодарно рассмеялась и прижала к себе его голову, стала перебирать густые темные волосы.
— Ты — потрясающий любовник. Ты всегда умеешь сделать так, что я чувствую себя королевой.
Она подняла его голову и пристально посмотрела в глаза Вихлянцеву. Потом добавила почти шепотом:
— Хотя ею и не являюсь. И это тебе тоже прекрасно известно.
Он высвободился из объятий, накинул халат и направился в кухню, но на пороге комнаты остановился и обернулся к женщине:
— Мне известно одно: я тебя люблю, и для меня ты всегда королева. Была, есть и будешь. Тебе конфетки принести с ромом или с орешками?
Она откинулась на подушку и блаженно потянулась.
— С орешками.
Юрий вышел на кухню и начал собирать на поднос вазочку с конфетами, сахарницу, молочник… Когда в кармане халата завибрировал мобильник, он от неожиданности чуть не выронил из рук чашку с горячим кофе.
— Как у нас дела? — послышался знакомый голос.
— Все в порядке, как и договаривались.
— То есть вы все сделали?
— Естественно. Я всегда делаю то, что обещаю. Надеюсь на такое же отношение с вашей стороны.
— Ну, это уж вы не сомневайтесь. Сегодня вечером получите все, что вам причитается. Или вам удобнее завтра?
Вихлянцев задумался. Свидание в самом разгаре, пока они кофе выпьют, пока поворкуют, потом, возможно, будет еще один сексуальный заход… К себе в общагу он отправится не раньше одиннадцати вечера, это будет уже совсем поздно для деловых встреч. С другой стороны, если все завершить уже сегодня, то он ляжет спать обладателем новой немаленькой суммы денег, которую можно будет присоединить к уже имеющейся. Пожалуй, не стоит откладывать до завтра, сон слаще будет.
— Давайте сегодня, — решительно ответил он. — Только попозже, я сейчас занят.
Он принес поднос с кофе и конфетами в спальню и присел на краешек кровати.
— Просто поразительно, — проговорил он, ласково глядя на женщину, — я отсутствовал всего минут пятнадцать, а соскучился по тебе, словно целую вечность не видел.
Он не любил ее. Но умел вести себя правильно.
* * *
Саблину очень хотелось обсудить с Ольгой неожиданный ответ московских химиков-токсикологов, но оказалось, что пока он проводил время в Москве, тяжело заболела ее родственница, молодая женщина, год назад родившая ребенка. Мужа у нее не было, родителей тоже — была только мама, которая умерла года четыре назад. Жила она в том самом провинциальном городе, откуда родом была и сама Ольга, и родственники, не очень близкие, но добрые и сочувствующие, с ног сбились, пытаясь организовать заболевшей квалифицированную медицинскую помощь. Однако сделать это было не так-то просто, и родители Ольги — со своей стороны, а сама Ольга — со своей постоянно связывались с ними по телефону, обсуждали состояние молодой мамы, давали советы, посылали деньги, дотошно выспрашивали обо всех показателях анализов крови, одним словом, семья Бондарей была целиком и полностью погружена в решение проблемы больной родственницы. Ольга ничего не говорила Саблину, пока он был в Москве, а когда вернулся, то понял по ее озабоченному и расстроенному лицу, что ей не до разговоров и что все мысли ее сейчас очень далеко. Конечно же, она спросила о результатах исследования сразу же, едва Сергей переступил порог квартиры, но выражение глаз ее было при этом отсутствующим, и он не стал вдаваться в подробности, ограничившись коротким ответом:
— Обнаружили рицин. Мне нужно подумать, что с этим делать.
Она молча кивнула и больше ничего не спрашивала, тут же погрузившись в чтение раскрытого толстого тома монографии, посвященной тому самому заболеванию, которое было диагностировано у ее троюродной сестры.
Саблин терпел два дня, на большее его выдержки не хватило, и на третий день он попытался поговорить с ней о рицине. Ольга выслушала его, но ничего конструктивного не предложила.
— Получается, что объективных патоморфологических признаков отравления рицином не существует? — сделала она вывод. — А если и есть, то только косвенные?
— В том-то и дело! Традиционными методами химического исследования этот яд определить невозможно, потому что он очень быстро метаболизируется. А тот метод, которым его определили в Москве, вообще совершенно новый и никому не известен. Я много чего успел прочесть про эту гадость. При исследовании биологической активности рицина установили, что он способен вызывать агглютинацию эритроцитов, но это не специфический признак, сама понимаешь.
— Ну да, — кивнула Ольга, — агглютинация эритроцитов может быть вызвана переливанием несоответствующей крови, вирусными инфекциями, да много чем, вплоть до изменений условий окружающей среды. И самое противное, что среди агглютиногенов действительно много растительных, которые содержатся в распространенных и доступных растениях.
— Но рицин был первым из обнаруженных, — заметил Саблин, — он — первый из открытых растительных гликопротеидов, им еще в Первую мировую войну ученые начали заниматься. Он их привлекал именно своей высокой токсичностью, с одной стороны, и доступностью — с другой.