* * *
Вскрытие трупа Землянухина состоялось на следующий день. Изабелла Савельевна стояла рядом и внимательно наблюдала, обсуждая с Саблиным каждую экспертную находку. Картина оказалась в точности такой же, как у Кудиярова.
— Согласна, это острая интоксикация, — сказала Сумарокова. — А вот чем — пусть химики скажут.
— Если скажут, — пробормотал Сергей.
Материалы для судебно-химического исследования он набрал с небольшим запасом: вместо полагающихся по протоколу 100 мл крови или, к примеру, мочи, брал 150, вместо 100 см тонкого и толстого кишечника отрезал по 130 см. Пригодится.
И действительно, пригодилось. Ибо по прошествии положенного времени судебный химик представил заключение, в котором утверждал, что никаких токсических и отравляющих веществ в биожидкостях и тканях от трупа Землянухина не обнаружено.
«Неужели снова рицин? — думал Сергей, не сводя глаз с текста заключения. — Что же это? Маньяк? У нас, в Северогорске? И что теперь делать?»
Решение пришло быстро и словно бы само собой: он взял телефон и позвонил в Москву Румянцеву.
— Знаете что, — предложил подполковник, выслушав его, — давайте-ка сделаем иначе. Нечего нам в шпионские игры играть. Я вам перезвоню через полчаса, надеюсь, с хорошими новостями.
Он действительно перезвонил, правда, не через полчаса, а часа через три, но Саблин этого даже не заметил, занятый многочисленными текущими делами.
— Вы сможете оплатить проведение исследования на договорных условиях? — начал Румянцев с места в карьер.
— В смысле — «как договоримся»? — хмыкнул Сергей. — Вроде в прошлый раз именно так и было.
— Вы не поняли. Я связался с начальником лаборатории, где для вас проводили исследование, им недавно разрешили заключать договоры и на платной основе проводить исследования для сторонних организаций. У них есть официальный тариф. Вы — руководитель юридического лица, и если вы заключите с ними договор, то они вам все сделают.
Это выход! Эксперт, конечно, по закону не имеет права самостоятельно собирать материал для судебной экспертизы, но здесь явно не тот случай. Аутопсийный материал собран в ходе исследования, назначенного правоохранительными органами. А вот то, что начальник Бюро намерен на договорной основе проводить дополнительные исследования в рамках назначенной экспертизы, так как раз на это он имеет право.
— И это можно будет представить как официальное заключение? — с надеждой спросил Сергей.
— Так в том-то и дело! — подхватил Румянцев. — Вы присылаете бумагу за своей подписью, в которой просите их провести исследование на платной основе, они вам в ответ высылают два экземпляра договора. И все. Отправите в Москву материалы, через какое-то время получите ответ и можете нести его хоть в прокуратуру, хоть в суд, хоть куда.
Все дальнейшее произошло неожиданно быстро. Сергею перезвонил начальник лаборатории, принадлежащей военному ведомству, они при помощи факса, компьютера и сканера обменялись подписанными и скрепленными печатями документами, и уже к вечеру можно было начинать вплотную заниматься вопросом: кто в этот раз повезет в Москву ящик с материалами. Отпуск у Саблина еще ох как не скоро…
В первую очередь он попросил Светлану принести график отпусков: если кто-нибудь собирается на юг или за границу, то чаще всего летит через Москву. Как назло, в ближайшую неделю никто из сотрудников Бюро в отпуск не уходил. Он начал обзванивать подряд всех, кого мог попросить о такой услуге, и страшно обрадовался, когда байкер Макс заявил:
— Так моя подруга через два дня летит в Москву, а оттуда — в Египет, хочет погреться на солнышке, говорит, что опупела уже от наших холодов и темноты.
— А когда обратно? — с надеждой спросил Сергей.
— Через неделю. На две недели у нее денег не хватило, — рассмеялся Макс.
Плохо. Слишком быстро. Москвичи не успеют провести исследование. Ну ладно, для получения результата можно будет найти еще какую-нибудь оказию, в конце концов, можно Ольгу попросить, у нее много знакомых в Северогорске, она позвонит им и найдет кого-нибудь, кто в нужное время будет улетать из Москвы.
* * *
Он не замечал, что история с рицином изменила его. Саблин стал злым, раздражительным, невнимательным, забывчивым, чего раньше за ним не водилось, отказывал подчиненным в просьбах, которые раньше обычно удовлетворял, разносы устраивал просто оскорбительные. Однажды Светлана, которая, как и прежде, рубила прямо в глаза правду-матку тем, к кому хорошо относилась, сказала ему:
— Сергей Михайлович, про вас говорят, что у вас крыша поехала. Вы сами на себя не похожи. Одни над вами смеются, другие боятся, третьи гадости рассказывают. У вас что-то случилось?
Саблин нахмурился. Слышать такое было неприятно.
— А что, похоже, будто у меня что-то случилось? — нервно спросил он.
— Похоже, — кивнула секретарь. — Вы действительно какой-то другой стали. У вас в глазах безумие появилось, как будто вы одержимы чем-то.
Плохо, подумал он, совсем плохо.
Через пару дней он, проходя вечером мимо кабинета судебно-биологического отделения, вдруг, сам не зная зачем, толкнул дверь. Склонившийся над какой-то схемой Лев Станиславович Таскон резко поднял голову, но, увидев начальника, приветливо улыбнулся.
— Заняты? — спросил Сергей, подходя к его столу.
— Ну, сами видите, — Таскон развел руками, — по групповому изнасилованию всегда много работы. А что? Что-то срочное?
— Ну да, — хмыкнул Саблин. — Скажите мне, Лев Станиславович, я не произвожу впечатления безумного?
Таскон вытаращил на него глаза, потом снова улыбнулся и покачал головой.
— Догадываюсь, о чем вы, мне Белочка говорила, что вы озабочены отравлением. Тот случай со взрывником, да? Покоя не дает?
— Не дает, Лев Станиславович, — признался Сергей, усаживаясь верхом на свободный стул. — Всю душу мне выгрыз, успокоиться не могу, все время думаю, думаю, прикидываю… Света говорит, надо мной смеются в Бюро. Это правда?
— Правда, — в голосе биолога зазвучало лукавство. — А вы наплюйте, Сергей Михайлович. Вы действительно выглядите одержимым, у вас в глазах блеск безумия, и никто, кроме такого старого пня, как я, вас не поймет.
— Спасибо. Но, знаете, может быть, я действительно закопался… Столько месяцев заниматься одним и тем же вопросом, это, наверное, глупо и бессмысленно. Я увяз в нем по уши. И я боюсь, что это все-таки ненормально.
— Столько месяцев? — рассмеялся Лев Станиславович. — Это сколько же «столько»?
— Больше полугода.
— Ох-ох-ох, можно подумать, — захихикал биолог. — Что такое полгода, какие-то несчастные полгода? А полтора года не хотите? Полтора года судебно-медицинские эксперты вместе со следователем разбирались в одном известном случае — и разобрались-таки! И никто их сумасшедшими не считал.