Тот же зампрокурора Журенко сказал «фас» прокуратуре, которая тут же начала бесконечные проверки Бюро и его начальника. Явился ОБЭП, сотрудники которого изъяли все финансовые документы, но ничего не объяснили, бросив несколько уклончивых слов о том, что к ним, дескать, поступила оперативная информация о совершении экономического преступления, и они теперь ее проверяют. Обыск длился до позднего вечера, и работать в этот день Саблину уже не довелось. Но и на следующий день пришлось тратить время на вещи, весьма далекие от судебной медицины: писать докладную записку начальнику областного Бюро, поскольку Северогорское Бюро, несмотря на всю свою самостоятельность, все-таки являлось филиалом, потом долго разговаривать с начальником областного Бюро, который пообещал узнать все, что может, в правоохранительных органах. Оказалось, что на уровне области никто инициативы в проведении проверок не проявлял, значит, ноги у всей этой катавасии росли на уровне Северогорска.
Сергей надеялся на то, что назначенный на середину мая суд по иску Вихлянцева расставит все точки над «i» и положит конец этой бессмысленной, на его взгляд, войне, но судебное заседание неожиданно перенесли на август, как объяснили Саблину — по просьбе истца, который нездоров и должен пройти курс лечения. Однако в августе суд снова не состоялся, поскольку истец выступил с очередной инициативой о переносе судебного заседания в связи с невозможностью его адвоката участвовать в процессе. Почему-то суд проявлял к истцу невероятную благосклонность и удовлетворял все его ходатайства о переносе сроков, а ходатайств этих было еще несколько, каждое — по вполне уважительной причине. Саблин понимал, что из него таким нехитрым способом просто вытягивают душу. И еще он понимал, что суд являет свою милость истцу Вихлянцеву не по собственному желанию, а явно с чьей-то подачи.
Тем временем в прокуратуру пришла еще одна жалоба на то, что Саблин препятствует работе общественных выборных органов в Северогорском Бюро судмедэкспертизы. Когда началась проверка и по этому факту терпение Сергея лопнуло, и он снова позвонил Кашириной. На этот раз у нее не было свободного времени в ближайшие дни, чтобы встретиться с ним, и пришлось вкратце рассказать ей все по телефону.
— И всего-то? — рассмеялась Татьяна Геннадьевна. — Да не обращайте вы внимания, Сергей Михайлович! Сейчас модно бороться с коррупцией, поэтому прокуратура и следственный комитет с удовольствием жонглируют этим термином, чтобы казаться «впереди планеты всей». Каждый же хочет прогнуться перед вышестоящим начальством, вот они и стараются. Постараются еще немножко — и успокоятся.
— Но мне работать не дают! — взвыл Саблин. — Я уже год ничего не могу делать, у меня нет времени провести вскрытие и написать заключение, я только отбиваюсь от проверок, даю объяснения, пишу какие-то бесконечные бумаги. Я же в конце концов эксперт, а не специалист по технике речи, пустите меня в секционную и не заставляйте отвечать на вопросы в кабинетах.
— Ну-ну, будет, Сергей Михайлович, будет, — пыталась успокоить его Татьяна Геннадьевна. — Возьмите себя в руки. Перестаньте так волноваться. То, что у вас происходит, до крайности неприятно, я согласна, но это совершенно не смертельно. Под стражу вас не возьмут и уголовное дело против вас не возбудят. Побегают немножко, поизображают активность — и утихомирятся. Не придавайте этому такого большого значения, поверьте мне, все обойдется. Надо просто перетерпеть.
Перетерпеть! Легко сказать. Чего-чего, а терпеть Сергей Саблин не умел никогда. Ему необходимо было воевать, чтобы силой оружия завоевывать свое право «не терпеть».
Тем временем в очередной раз подходил назначенный день судебного заседания, на котором рассматривался иск Вихлянцева к Северогорскому Бюро судебно-медицинской экспертизы о восстановлении на работе. На сей раз никаких переносов уже не было, и Сергей снова вынужден был отвлекаться от своих основных обязанностей, готовясь к суду, подыскивая юристов, которые взялись бы выполнить функции адвоката со стороны ответчика, собирая документы и пытаясь толково написать мотивированный отзыв на исковое заявление. Написать такой отзыв ему предлагалось официально как представителю организации, к которой подан иск. Он злился, писал черновики, правил их, уничтожал и начинал писать заново. И все это требовало времени, времени, времени…
Суд состоялся. Исковое заявление Юрия Альбертовича Вихлянцева осталось без удовлетворения. Процесс Саблин выиграл, хотя не особо на это рассчитывал.
* * *
И только после суда Сергей вспомнил, что обещал Глебу Морачевскому поговорить с директором похоронной службы Лавриком. Выкроить время для встречи оказалось непросто: за время подготовки к суду и самого слушания дела, длившегося три дня, в Бюро скопилась масса неотложных дел, непросмотренных Саблиным актов, сроки по которым уже горели, неотвеченных официальных писем и прочего, чем непременно бывает занят рабочий день руководителя. Наконец он выбрал день, когда мог бы закончить работу в Бюро не в девять вечера, а хотя бы в семь. О том, чтобы закрывать кабинет и уходить домой в три часа, как все судебно-медицинские эксперты, даже речь не шла. Набирая номер телефона Виктора Павловича, Сергей казнил себя за то, что, увлекшись собственными проблемами, не поговорил с Лавриком раньше. Так закрутился, так замотался, отбиваясь от проверок и давая бесконечные объяснения в разных инстанциях, что данное Глебу обещание поговорить с директором похоронной службы просто вылетело из головы. «Ничего, — утешал сам себя Саблин, — пока Вихлянцев не стал начальником Бюро, „Ритуалу“ ничто не угрожает. А пока не состоялся суд, об этом и речи быть не могло. Если бы Юрия Альбертовича восстановили на работе, ситуация могла бы стать критической для Лаврика, но поскольку суд решил дело в пользу Бюро, никакой опасности для похоронной службы нет. Так что, может, я и не очень виноват». И еще он подумал, что будет ужасно обидно, если Лаврик окажется занят. Не по телефону же вести подобные беседы!
Лаврик действительно имел на тот вечер определенные виды, однако услышав, что дело у начальника Бюро судмедэкспертизы важное, согласился планы изменить.
— Давай тогда посидим в том же ресторанчике, что и в тот раз, помнишь? Мы с тобой после суда по делу Рыкова туда заходили? — предложил директор похоронной службы.
— Только не туда, — быстро откликнулся Сергей.
Мысль о приближении к зданию суда хотя бы на километр вызывала в нем содрогание.
— Ладно, предлагай другую точку.
— А если спортбар на Пролетарской? Бывал там?
Спортбар, в котором подрабатывал байкер-художник — школьный учитель Максим, стал в последнее время, после отъезда Ольги, излюбленным местом, где Саблин проводил время, если не хотел возиться с приготовлением еды дома. Он активно пропагандировал заведение и нахваливал его всем, с кем общался, и даже Лев Станиславович Таскон, у которого жена была великолепной кулинаркой, не устоял перед соблазном, пришел туда с Саблиным и остался очень доволен. «Еда, конечно, не ахти, — говорил он, — моя Лялечка ту же жареную картошку готовит не в пример лучше, но что касается атмосферы — тут я полностью согласен. Действительно, молодые здоровые позитивно настроенные мужчины, особенно если они все вместе чему-то радуются, оказывают невероятное энергетическое воздействие. Я помолодел на добрый десяток лет, пока сидел здесь». И впоследствии Таскон несколько раз говорил Сергею, что заходил в бар на Пролетарской «подпитаться энергией и набраться душевных сил». А вот Виктор Лаврик, как выяснилось, там не бывал.