– Он отбыл к войскам, – нехотя ответил Папа. – Завтра они выступают в поход.
Неловкий слуга вышел из пиршественного зала и шел по коридору с грудой пустых тарелок в руках. Вдруг портьеры раздвинулись, и навстречу ему вышел Микелотто.
– Как вы меня напугали, дон Михеле! – воскликнул слуга, с трудом удержав свою ношу.
– Ты сделал, что я велел?
– Сделал, однако…
Испанец не дослушал юношу. Он вытащил из рукава кинжал и вонзил его слуге в грудь. Тот негромко вскрикнул и упал, с грохотом рассыпав пустые тарелки.
Тем временем Папа Александр VI повернулся к своему соседу и проговорил:
– Друг мой, нам давно пора забыть наши взаимные счеты. Так или иначе, мы служим одной и той же цели…
Внезапно он замолчал и широко открыл рот, как выброшенная на берег рыба.
– Одной цели? – переспросил кардинал Орсини. – Какой же?
Но Папа не отвечал. Он все шире открывал рот. Лицо его побагровело, глаза вылезли из орбит, на лбу вздулись жилы.
– Вам дурно, Ваше Святейшество? – с показным сочувствием осведомился кардинал и повернулся к слугам. – Воды! Воды Его Святейшеству! Ему дурно!
Слуги забегали. Гости прервали разговоры и повскакивали с мест.
Тяжелый, грузный первосвященник попытался встать, схватился за грудь и упал на стол, хрипя и задыхаясь. Послали за придворными лекарями, те прибежали, испуганно переглядываясь, попробовали пустить кровь, но через несколько минут поняли тщетность своих попыток.
Главный из них, немец Иоганн из Любека, поднялся во весь свой немалый рост и скорбным голосом проговорил:
– Его Святейшество Папа скончался.
– Местечко в аду для него уже готово! – вполголоса сказал брату кардинал Орсини.
Еще до рассвета войско подошло к осажденному городу.
Герцог Валентино выехал вперед – на белом коне, в сверкающих доспехах, в позолоченном шлеме с трехцветным плюмажем, он был похож на архангела Михаила, главу небесного воинства.
– Осажденным передали мои условия? – спросил он у своего адъютанта, молодого ломбардца.
– Да, ваша светлость, – ответил тот с поклоном.
– И что они?
– Они их отвергли. Они сказали, что имеют достаточно сил, чтобы отбить вашу атаку, и достаточно припасов, чтобы выдержать осаду.
– Что ж, тем хуже для них!
Герцог поправил перевязь с мечом и хотел тронуть поводья, но тут в дальнем конце поля показался в облаке пыли всадник на взмыленной лошади.
– Кто это? – осведомился герцог в недоумении.
Адъютант пожал плечами:
– Должно быть, гонец…
Всадник подлетел к герцогу, едва не падая с седла, и выкрикнул:
– Ваша светлость, дурные вести из Рима!
– Что такое? – Цезарь наморщил красивый лоб. – Что случилось?
– Его Святейшество… ваш отец…
– Да говори же ты наконец!
– Вчера на пиру ваш отец скончался!..
Герцог Валентино, Цезарь Борджиа, несколько секунд помолчал, а затем проговорил без всякого выражения:
– Что ж, тем хуже для меня…
Ворота крепости открылись, и из них вылилась сверкающая река – рыцари в сияющих на солнце доспехах, с изготовленными к бою копьями.
– За мной! – воскликнул Цезарь Борджиа, герцог Валентино, и впереди своего отряда бросился навстречу смерти.
Михаил Николаевич нажал кнопку дверного звонка.
Звук гулко раскатился за дверью, но никто не спешил ему открывать. Пришлось, чертыхаясь, рыться в карманах, искать ключи, открывать дверь самому.
Настроение, и без того скверное, еще больше испортилось.
– Безобразие… – бормотал он, пытаясь попасть ключом в замочную скважину. – Полный дом народу, все сидят на моей шее, а открыть дверь никто не может…
Наконец он справился с дверью, вошел в холл, включил освещение. Холодный резкий свет галогеновых светильников залил просторное помещение, и Михаил Николаевич почувствовал себя неуютно, как будто пришел не к себе домой, а в театральное фойе.
Посреди холла валялась отчего-то одна красная женская туфля, судя по размеру каблука и вызывающему цвету принадлежащая невестке. Мало того, в углу Михаил Николаевич заметил скомканные колготки. Да что там колготки, в углу была целая куча женских тряпок! И чемодан, раскрытый, как пасть бегемота.
Это уже переходило всякие границы.
Он не любил невестку, старался как можно реже с ней встречаться, – и она отвечала ему взаимностью, но соблюдала какие-то правила игры, во всяком случае, до сих пор она не позволяла себе разбрасывать на виду свои вещи. Но и прислуга хороша…
– Анна! – крикнул Михаил Николаевич в глубину квартиры.
Никто ему не ответил.
– Анна! – крикнул он еще громче.
И тут он вспомнил, что Анна у них больше не работает, что ее уволила Людмила.
Это значит, нужно искать другую женщину на ее место, что само по себе непросто – попробуй в наше время найти приличную прислугу, дисциплинированную и честную, да чтобы еще хоть что-то умела делать…
А пока не найдешь замену – как быть?
Он пришел домой ненадолго, чтобы переодеться и привести себя в порядок, ему хотелось немного передохнуть, но еще хотелось есть, хотелось выпить большую чашку крепкого чая…
Анна очень хорошо умела его заваривать, но Анны больше нет. Придется приспосабливаться…
Тяжело вздыхая и недовольно бормоча, Михаил Николаевич прошел в свою часть квартиры, вошел на кухню.
Он не помнил, когда бывал здесь, и бывал ли вообще – все нужное приносила ему Анна, а есть на кухне Михаил Николаевич считал неприличным.
Однако он не растерялся, налил воды в чайник, нажал кнопку. Вскоре чайник весело заурчал. Теперь нужно было найти заварку.
Михаил Николаевич открыл один из кухонных шкафов, но здесь были сложены какие-то коробки и банки с иностранными надписями, скорее всего – разные моющие и чистящие средства.
В другом шкафу он обнаружил огромное количество тарелок и чашек. Зачем в доме такое количество посуды, если в нем живет всего несколько человек, а все приемы происходят на стороне?
Он достал одну чашку, продолжил поиски и в конце концов нашел коробку с чайными пакетиками. Там же, рядом, обнаружил пачку каких-то странных сухарей. Михаил Николаевич терпеть не мог чай в пакетиках, но другого выхода не оставалось. Он терпеть не мог есть или пить на кухне, но сейчас вся жизнь в доме перевернулась и смешно было держаться за такие мелкие привычки.