— Ну и чему ты так удивился? Ты что, не видел, что эксперты — через одного бухие на работе? Это еще у нас, на выезде, так сказать, среди чужих. А у себя в Бюро, среди своих, вообще не просыхают.
— Но как же так? — удивился Серега. — Как же можно работать пьяным? Они же могут ошибиться с диагнозом.
— Ошибиться с диагнозом? — пятикурсник громко заржал. — Да они не только с диагнозом — эти трупорезы с окном и дверью ошибиться могут, в окно выйти попытаются, в дверной проем не попадут, когда крепко «взямши». А ведь они в таком состоянии трупы вскрывают.
Но Сергей все еще не верил, что такое возможно. Тогда медбрат, понизив голос и оглядываясь по сторонам, поведал историю о некоем начальнике одного Бюро судмедэкспертизы, который регулярно и сильно квасил на рабочем месте со своим заместителем, и в один прекрасный день между ними возникла ссора, в ходе которой этот самый заместитель схватил со стола телефонный аппарат да и вмазал им по голове шефа. А шеф возьми и умри. Дело возбудили сперва, потом замяли, на тормозах спустили, а заместителя-убийцу ничтоже сумняшеся назначили на место убитого.
— Вот и прикинь, какие нравы там царят, в этой экспертизе, и что за народ туда идет, — огласил резюме пятикурсник.
— То есть сам ты не пошел бы туда работать? — спросил Серега.
— Туда? — тот презрительно прищурился. — Жмуров потрошить? Да на фига мне это надо?! Это же полная деградация, самый отстой медицины. Там с ними сопьешься за пять лет.
— А если не пить?
Пятикурсник посмотрел на юного санитара как на недоумка.
— Ну как не пить-то? Ты головой своей подумай: как не пить, если все время несут? Это ж какие нервы надо иметь, чтобы держать бутылку в руках и не выпить.
— А кто несет? — не понял Серега, который после окончания школы видел настоящую взрослую жизнь только здесь, в палатах отделения реанимации, и о многих грязноватых сторонах советского бытия не имел ни малейшего представления.
— Как это — кто? Менты несут, чтоб побыстрее результат был и чтобы в акте экспертизы написали так, как надо. Родственники умерших несут. Но не всегда бутылками, иногда и деньгами, причем хорошими, им ведь надо, чтобы покойного забальзамировали, помыли, подкрасили, короче, чтобы к похоронам все было чин-чинарем. Опять же за суть экспертного заключения нередко платить готовы. Смерть, знаешь, она штука денежная, на ней всегда можно хороший урожай «капусты» поднять. Но это игрушки опасные, залетишь — и всё, кранты, можно сливать воду. Так что никакого резона идти в экспертизу нет: ни славы, ни денег, одни трупы и сплошной геморрой.
Слова медбрата накрепко засели в голове у Сереги, который в то время еще совсем не представлял, какой именно отраслью медицины хотел бы заниматься. Знал твердо одно: он будет врачом, а уж каким — время покажет. Поступит в институт, узнает побольше о разных дисциплинах, тогда и определится. Но судебно-медицинским экспертом он не станет никогда!
Он попал в весенний призыв 1984 года. Юлия Анисимовна плакала каждый день, понимая, что с упрямым сыном справиться не сможет: он хочет служить, он хочет стать мужчиной, тем более что в армию призывают и многих его знакомых, одноклассников, не поступивших в вузы.
— Как я буду в глаза смотреть ребятам, которые так же, как и я, провалились на экзаменах сразу после школы? Они в армии, а я почему нет? Потому что у меня папа — знаменитый хирург, а у мамы полно нужных знакомых? Я не хочу, чтобы мне потом всю жизнь было стыдно. Пусть лучше меня убьют, чем жить в стыде. Let life be short; else shame will be too long. Если ты не поняла — я переведу: Пусть жизнь будет коротка, иначе позор будет слишком долог. Шекспир, «Генрих V».
— Вот видишь, — восклицала Юлия Анисимовна, — ты сам все понимаешь! Ты свободно говоришь по-английски, ты читаешь Шекспира в оригинале и цитируешь наизусть! И ты считаешь нормальным при такой эрудиции работать санитаром и служить в армии?! Ты хоть сам-то отдаешь себе отчет, насколько это ненормально?
Сергей только пожимал плечами: дескать, ничего ненормального он тут не видит. С генами Анисима Трофимовича сделать ничего оказалось нельзя. И Серега отправился служить в зенитный ракетный полк, в технический дивизион, в отделение сборки и снаряжения ракет.
Поздней осенью он свалился с тяжелой ангиной и загремел в санчасть. Начальник медслужбы полка уехал в Штаб округа по делам, оставив вместо себя начальника медпункта, о котором среди солдат и прапорщиков ходили смутные слухи: якобы он был не то патологоанатомом, не то судебно-медицинским экспертом, что-то напортачил и в наказание был на два года призван в армию из запаса. Сергей валялся на койке с температурой 39,3, а начмед вольготно выпивал в своем кабинете на пару с приехавшим в часть из дивизиона офицером, остановившимся переночевать в санчасти: при отсутствии особо опасных больных изоляторы санчасти обычно всюду использовались как гостиничные номера. В какой-то момент вышедший в сортир командировочный не закрыл по возвращении за собой дверь в кабинет, и до Сереги стали доноситься голоса, приглушенные дверью в коридор. Ему было скучно, и он встал и открыл дверь, чтобы лучше слышать разговор, который первые минут двадцать крутился вокруг каких-то неизвестных Саблину офицеров Штаба и их служебной карьеры, а потом плавно съехал на карьеру самого начмеда.
— И знаешь, на чем я погорел? — уныло рассказывал тот. — На жене второго секретаря обкома. Нашли повешенной в собственном доме. Ну, я уж молчу про обстановку на месте происшествия — так в реальной жизни никто не вешается, так только в книжках и в кино бывает. Но это еще ладно, а вот на столе совсем другая картина получилась. У трупа на шее петля намотана в восемь витков с пятью узлами, причем намотана туго-туго! Вскрываю и вижу сливные кровоизлияния в мягких тканях шеи…
— Чего-чего ты там видишь? — нетрезвым голосом переспросил командировочный.
— Да ладно, не морочься, ты ж не медик. Короче, душили бабу веревкой, а потом подвесили, чтобы имитировать самоубийство.
— Да брось ты, — недоверчиво протянул офицер. — Кто ее мог душить в доме второго секретаря обкома? Сантехник, что ли?
— Так и я о том же, — горячо подхватил начмед; по этой горячности и вмиг протрезвевшему голосу Серега понял, как сильно будоражит медика эта история, как глубоко она его задела. — Никто не мог ее там душить, кроме сам понимаешь кого.
— Ну, и чего ты сделал?
— Написал в экспертизе все, что думал. Через день приходят двое, в черном костюме — из обкома, в сером — сам понимаешь откуда. Короче, за один день меня как савраску отымели сначала эти, в костюмах, потом начальник Бюро, потом заведующий моргом, которому за мое заключение уже приличную клизму вставили, дескать, он должен был меня, барана, вовремя остановить. Экспертизу у меня забрал начальник Бюро, а через неделю я уже и повестку получил. Но это мне еще повезло, что в армию призвали. А то ведь могли — сам понимаешь что.
— Ни хрена себе, — выдохнул гость из дивизиона. — То-то о тебе слухи ходят… Ну ладно, а кончилось-то чем? Нашли убийцу?