— Но ведь никто до сих пор точно не знает, что такое СВДС, — возразил Сергей. — Я читал литературу, которую нам рекомендовали по курсу педиатрии, и там написано…
— Где написано? — Голос Юлии Анисимовны стал холодеть.
— В монографии Альтхоффа, например. Он считает…
— Хельмут Альтхофф — не педиатр, — перебила его мать. — Он паталогоанатом. Что он может понимать в проблеме внезапной детской смерти? Я читала его монографию и отлично помню, что он написал про желудочную форму гриппа. Желудочную! Где он ее видел? Или он перепутал ее с кишечной формой? Тогда грош ему цена как клиницисту. Он даже не видит разницы между желудочной и кишечной формами. Желудочной формы вообще в этих случаях не бывает. Или это ошибка переводчика, но тогда тем более нельзя полагаться на эту монографию. Кто знает, что они там напереводили? Ты опираешься не на тех авторитетов.
— Хорошо, — согласился Сергей. — Скажи, на кого нужно опираться. Назови имена.
Юлия Анисимовна перечислила несколько фамилий, из которых Сергею была знакома только одна — этот педиатр был автором учебника, по которому занимались студенты.
— А Цинзерлинг? — ехидно спросил он. — И старший, и средний, и младший. Что ж ты их не назвала? Три поколения прекрасных специалистов, а ты будто и не знаешь о них. Александр Всеволодович Цинзерлинг всю жизнь посвятил изучению патоморфологии детских инфекций, а в последние годы активно занимается в том числе проблемой диагностики СВДС. И не делай вид, что ты впервые об этом слышишь. Знаешь, меня всегда поражало, как медики используют больных в качестве разменной монеты. Вот говорят, что в реанимации становятся циниками. Но мы — просто нежные младенцы по сравнению с теми, кто тратит силы на вражду между научными школами во вред лечению больных. Скажешь, я не прав? Ты ведь не упомянула Цинзерлингов только потому, что московская педиатрическая научная школа издавна воюет с питерской. Так или нет?
Лицо Юлии Анисимовны приобрело выражение снисходительной усталости, уголки губ приподнялись, обозначая готовность улыбнуться такой, на ее взгляд, детской простоте, даже примитивности рассуждений сына.
— Ты напрасно меня упрекаешь, Сережа. Ты нахватался поверхностных сведений и пытаешься на их основании делать далеко идущие выводы. Если бы ты глубже разбирался в проблеме и побольше прочел о ней, ты бы знал, что я только что напрямую процитировала одного из Цинзерлингов. Я-то как раз с их трудами хорошо знакома, а вот ты, по-моему, не очень. Просто что-то слышал краем уха. А теперь пытаешься огульно обвинять всех педиатров и меня в их числе. Не стыдно?
Она шутливо взъерошила волосы на голове сына. Сергей замолчал. Мама, конечно, права, он никогда всерьез не увлекался педиатрией, дисциплину изучал не особо вдумчиво, просто, обладая превосходной памятью, вспомнил сегодня все, что удосужился услышать на лекциях и практических занятиях, сумел усвоить и успел когда-то прочитать. Но в словах матери ему послышалось тщательно скрываемое лукавство. Она пользуется тем, что знает больше сына, и пытается уклониться от серьезного разговора. Дожевывая вкусные макароны, Сергей прикидывал, как бы построить дальнейший разговор, чтобы сказать про Ленку, беременность и свадьбу и побыстрее «уместись» в свою комнату и завалиться на диван.
Он только-только успел сделать первый глоток ароматно пахнущего чая, который мама доставала непонятно где в условиях тотального дефицита продуктов, как зазвенел телефон. Юлия Анисимовна сделала ему знак, дескать, сиди, пей чай, я сама отвечу. Через минуту она вернулась на кухню.
— Иди, — недовольно проговорила она. — Это тебя.
Сергей сразу понял, что звонит Лена. Только на ее звонки у мамы бывала такая реакция.
Лену интересовал всего один вопрос: сказал ли он родителям и что они ответили. Разговор затягивался, Ленка плакала в трубку и говорила, что жить не сможет без Сергея и если они не поженятся, она не знает, что будет дальше, и ребенка ей одной не вырастить, и вообще, почему он так боится своих предков и тянет с решительным объяснением? Сергей успокаивал ее, уверял, что все не так, что он никого не боится и ничего не тянет, просто он совсем недавно пришел из института, еще даже поесть не успел, да и подходящего момента для такого ответственного разговора пока не представилось. В конце концов Ленка выколотила из него клятвенное обещание поговорить с матерью немедленно, как только он положит трубку.
Обещание он выполнил. То, что Сергей услышал от матери, было вполне ожидаемым, хотя от этого и не менее неприятным.
— Сынок, ты сошел с ума, — безапелляционным тоном заявила Юлия Анисимовна. — Я все понимаю, ты взрослый молодой мужчина, тебе нужно жить регулярной половой жизнью, ну и живи на здоровье, хоть с этой девочкой, хоть с кем. Но жениться-то зачем? Что ты будешь делать со своей Леной? Вам же даже поговорить не о чем. Тебе с ней будет скучно. Она тебе не ровня. Неужели ты сам не видишь? Это сейчас, когда у вас обоих в крови играют гормоны, тебе кажется, что вы никогда не захотите расставаться и вам всегда будет чем заняться. Но уверяю тебя, пройдет совсем немного времени, и тебе захочется хоть о чем-то поговорить с женщиной, с которой ты спишь. Пока ты молод — такой потребности не возникает, но как только ты повзрослеешь, ты сразу это ощутишь. Общение и духовная близость — это обязательные элементы близости физической, без них секс превращается в животную случку. Ты этого хочешь?
— Насколько я понимаю, — сухо ответил Сергей, — семьи создают не для того, чтобы разговаривать, а для того, чтобы растить детей. Я тебе уже сказал: Лена беременна, и ребенка мы решили сохранить. Ты верно заметила, я — мужчина. Пусть и молодой, но все равно мужчина, и за свои поступки буду в полной мере отвечать сам. И за свою жизнь тоже. Надеюсь, ты не собираешься настаивать на том, чтобы я уговаривал Лену сделать аборт? Имей в виду, для меня это неприемлемо.
Юлия Анисимовна тяжело вздохнула.
— Сынок, я — педиатр, поэтому ты прекрасно понимаешь, что об аборте речь идти не может. Пусть твоя Лена рожает, ради бога. Миллионы женщин рожают без мужей и прекрасно живут, даже наша Нюта — и та при всей своей безалаберности вырастила отличного парня. Разумеется, этот ребенок будет твоим, ты дашь ему отчество по своему имени, и даже можешь дать нашу фамилию, ты будешь помогать деньгами, платить алименты. Мы с папой обеспечим его самой лучшей медицинской помощью, какая только возможна. Мы не бросим его, можешь не сомневаться. Но жениться-то зачем? Не надо, Сережа, послушай меня. Лена не та девушка, рядом с которой ты сможешь прожить жизнь. У тебя сложный характер, ты вообще сложный человек, ты — тяжелый для тех, кто рядом с тобой. У тебя взрывной темперамент, ты настоящий внук своего деда, ты увлечен своей будущей профессией, и Лена никогда не сможет тебя понять и тебе соответствовать. И будет ревновать тебя к профессии. Тебе с твоим характером нужна не жена, а боевая подруга.
— То есть чтобы мне соответствовать, нужно быть дочерью академика? — зло спросил Сергей, который не терпел снобизма ни в ком и не собирался прощать его даже собственной любимой матери. — И носить норковые шубки и лайковые перчатки?