Семь лепестков зла | Страница: 19

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Исчезла, господи, исчезла из глаз мутная пустота. Появился блеск, если не сказать, что и радость появилась тоже, и надежда.

Долго, до блеска чистил старенькие ботинки. Обулся, потопал. Левый каблук немного проседал, но ничего. Это заметно только ему, при ходьбе. Со стороны совсем ничего не видно. Со стороны он высокий, худощавый, свежевыбритый, аккуратно одетый, тщательно причесанный молодой человек. Ему и всего то, боже мой!..

Ему и всего то двадцать восемь лет.

– Жизнь, Толян, только начинается! – подмигнул он своему отражению в темном стекле дверцы посудного шкафа. – Ты молод, одинок, жильем обеспечен. Жилье упаковано всем необходимым. Осталось найти работу и тогда…

Он мечтал всю дорогу до супермаркета. Мечтал в магазине, толкая тележку с продуктами перед собой. Мечтал по дороге домой. Потом продолжил, рассовывая продукты по полкам холодильника, наглаживая дешевые рубашки и развешивая их на вешалки. Ему так это понравилось – мечтать! Это казалось таким возможным, таким близким и реальным, что Лизкина смерть и скорбь, которую он должен был испытывать, отодвинулись куда то далеко-далеко. За пределы его дома, его города, его вселенной.

У него все получится! Все!!!

Вот он – простой клерк в тесной келье из пластика, рьяно молотит пальцами по компьютерной клавиатуре, делает пометки в блокнотах, лепит стикеры с памятками на стены, на монитор, на тонкую перегородку, выполняющую роль хлипкой двери. Их много, этих памяток! Их дюжина! Потому что у него куча заданий! Он умен, он востребован. И…

И вот он – уже начальник отдела! Он выбился в люди! Он справился! Но он не останавливается на достигнутом. Он движется дальше! К креслу управляющего! У него шикарная машина, красивая, умная, тактичная девушка рядом на сиденье. Она смотрит на него влюбленными, благодарными глазами. Она то уж точно никогда не позволит себе издевательский смех в его адрес!

Звонок в дверь застал Толика над гладильной доской. Он пытался реанимировать старые студенческие портки, испорченные неумелой Лизкиной стиркой. С одной штаниной вышло замечательно. Вторая вертелась, как живая, не желая складываться шовчиками вровень. И стрелка в результате выходила кривая.

Он потел, нервничал и не хотел отвлекаться, поначалу подумал даже, что кто то ошибся дверью. Надеялся на это. К нему то никто не ходил. Но звонок в дверь прозвучал еще и еще раз.

– Тьфу ты! – плюнул Толик в сердцах. Осторожно поставил горячий утюг на подставку, отключил его и пошел к двери.

На лестничной клетке стояла соседка со второго этажа – Мария Ивановна Скобцова. С той памятной ночи, когда она отпаивала его, промерзшего до костей, в своей квартире горячим чаем, он с ней больше ни разу не виделся. Даже в подъезде не столкнулся ни разу. И его это вполне устраивало. Разговор в ту ночь меж ними состоялся очень опасный, скользкий. Он проявил слабость. Она – жесткость. Тема была затронута неприятная. Он даже мучился потом пару дней, что позволил себе говорить на такую опасную тему с посторонним человеком. Потом вдруг Лизка и впрямь погибает под колесами автомобиля. И Толику и вовсе не хотелось видеть Марию Ивановну.

И тут вдруг она стоит на пороге его квартиры. Принаряженная, подкрашенная, помолодевшая. Держит в руках какой то плоский сверток, напоминающий тонкую брошюру, и улыбается ему, как старому приятелю.

– Привет, Толя, – грудным голосом произнесла она и шагнула вперед.

– Здравствуйте!

Он выставил ногу так, чтобы дверь не открылась. Он был в одних трусах. И принимать у себя никого не хотел. Тем более ее! И тем более в трусах!

Мария Ивановна, разогнавшись и встретившись с неожиданным препятствием в виде подпертой двери, едва не стукнулась в нее лбом и тут же разозлилась.

– Я войду, Толя! – приказным тоном произнесла она и ударила кулаком в дверь так, что его нога в стоптанном тапке отлетела в сторону. И она чуть тише, чуть миролюбивее добавила: – Я войду…

Мария Ивановна шла впереди него по комнатам, будто собиралась покупать его квартиру, не просто осматривала, ощупывала каждую вещь своим дерзким взглядом. Потом села в гостиной в любимое Лизкино кресло в углу под высоченным торшером, сложила ногу на ногу, обнажая дряблую коленку и ничуть этого не стесняясь, и спросила вдруг:

– Чем собираешься заниматься?

– В смысле?

Он на ходу выхватил из ванной Лизкин халат и теперь путался в длинном пояске, пытаясь его перехватить поудобнее. Халат едва прикрывал бедра, тонкий шелк комично топорщился на мужских местах, но это было все же лучше, чем стоять перед соседкой в одних трусах.

– Работать собираешься где то? Я слышала, ты уволился из грузчиков?

– Да, уволился.

Толик взглянул себе за спину и обнаружил свой диван. Тот стоял на прежнем месте, никуда не делся, значит, он может на него сесть и не торчать столбом, как на присяге, перед этой дамой. Он сел, свел колени, натянул пониже подол халата.

– Куда то устроился?

Взгляд Марии Ивановны ему не нравился. Он, переместившись с его вещей, вдруг принялся ощупывать его. От голых пяток до коленок, дальше – выше, потом до груди, не поместившейся в халат и дыбившейся мышечной массой с курчавой порослью. Потом она ощупала хищными глазами его подбородок, уши, рот, глаза. Заглянула, кажется, даже в черепную коробку. Вздохнула:

– Так устроился куда то?

– Нет. Пока нет, – поправился он тут же.

– Есть что то определенное, Толя? Какие то желания?

– Вообще то я хотел попробовать вернуться в профессию. Я ведь инженер и… – Он не понимал, почему он должен ей об этом говорить. Но говорил. – И подавал большие надежды, пока…

– Пока не женился, – перебила его соседка, легонько кивая провисшим подбородком. – Это я помню. Значит, хочешь снова стать инженером? Хочешь просиживать штаны в офисе за двадцатку? Коситься в сторону более удачливых. Завидовать им. Размышлять на тему, почему у тебя снова все не так? Почему у них заработки выше, а твои задания все круче? Н-да, Толя… Картина удручает!

– Почему это?

Он немного обиделся. Он пятнадцать минут назад совершенно по другому все видел.

– Потому что снова наступаешь на те же грабли!

– Почему?

– Да потому, что ты снова станешь ишачить, а зарабатывать – другие. Ты же не станешь стучать себя кулаком в грудь, отстаивая свои интересы? Нет! И будешь пахать за себя, за соседа, за начальника… Потому что снова тебя подберет какая нибудь хищница, вроде твоей Лизки. Снова сломает, снова заставит ненавидеть себя. История повторится, Толя! Поверь мне, все снова повторится!

Она покачала головой, вывернула нижнюю губу, поменяла ноги местами, выставив ему на вид еще одну дряблую коленку, только теперь уже с отсиженным красным пятном.

– Все может быть по другому, – произнес он не вполне уверенно. И тут же голос его окреп. – Все будет по другому. В конце концов, я ведь могу свое дело открыть!