– Никак нет! То есть да, случилось!
– Пожалуйста, присядьте! Выпьете?
– Мы на работе, – с сожалением произнес старлей.
– Дорогой, это твои друзья?
Я сделал страшные глаза – ну нельзя же так зарываться, честное слово!
– У нас к вам пара вопросов, – опомнился старлей. – То есть к господину Дубенецкому.
– Ради бога! – вскричала Ведьма, всплеснув руками. – Пожалуйста, садитесь!
Она бросилась отодвигать стул, изящно нагнувшись. Мы оба, не сговариваясь, отвели глаза.
Его интересовало, не покидал ли я… или мы дом, и если да, то когда. Ведьма вопросительно взглянула на меня.
– Примерно час назад? Или полтора, да? Покидали.
– Да, – подтвердил я. – Покидали.
– Ездили в ночной гастроном за едой и… шампанским! Был коньяк, но закончился, а мы как раз… – Она издала очаровательный смешок. – И за апельсинами! А в чем, собственно, дело?
Не знаю, какая из нее художница, но мир несомненно потерял в ее лице великую актрису.
– А вы кем приходитесь гражданину Дубенецкому? – спохватился старлей… Дерсу Узала.
– Старинная знакомая! Подруга детства, можно сказать. Приехала навестить и поддержать морально. Вы же знаете, какая у него трагедия произошла совсем недавно?! Его жена… бывшая, правда, но все равно жалко, умерла. Слава сам не свой с тех пор, у них была такая любовь, такая любовь! Знаете, когда он сказал мне, что она выходит замуж за его близкого друга, я была поражена!
– А с его близким другом вы знакомы? – сделал стойку Дерсу Узала.
– Нет, к сожалению. Но не теряю надежды! У Лии был прекрасный вкус!
Она нежно посмотрела на меня. Я похолодел, вспомнив Стаса, неподвижно лежащего в темноте в собственном кресле, разбросанные по столу карандаши, статую Свободы, кровь на ковре. Старлей спросил, как ее зовут. Ведьма назвалась и добавила, что она художница в прошлом, а сейчас – владелица художественной галереи «Венеция» и в данный момент готовит выставку американского художника-самородка Стива Моравиа…
– Вы непременно должны побывать на выставке! Непременно! – щебетала она, забрасывая ногу на ногу, как героиня «Основного инстинкта», только еще похлеще. – Я смертельно обижусь! Слава передаст вам приглашение. Вы уверены, что не хотите чаю? Если нельзя ничего покрепче?
Взгляд старлея красноречиво говорил, что, «эх, при других бы обстоятельствах!».
«Так тебе и надо!» – подумал я злорадно.
Наконец они ушли. Ведьма записала на ладошке Колин телефончик. Его же шариковой ручкой. На всякий случай. Уходил старлей неохотно, что было видно невооруженным взглядом.
– Заходите еще, – мило ворковала Ведьма, – только не по службе, ладно? Скучная у вас все-таки служба! И того нельзя, и этого!
«Интересно, чего еще?» – подумал я угрюмо. Кураж, вызванный виски, улетучился, и настроение мое стремительно падало.
– Вячеслав Михайлович, – сказала Ведьма серьезно, – вы прекрасно держались.
Мы сидели за столом и смотрели друг на друга. Не в гостиной, а в кухне. На плите грелся чайник. Ведьма уже переоделась – легкомысленного туалета не было и в помине. Джинсы и свитер. В таком наряде она нравилась мне гораздо больше. То есть я имею в виду, выглядела приличнее.
– И что теперь? – спросил я. Дурацкий вопрос…
– Не знаю, – честно ответила она. – Будем думать. Хорошо, что вы все время были со мной, иначе остались бы без алиби. Шутка, – добавила она, наткнувшись на мой взгляд.
– Думаете, они нам поверили?
– Не уверена, – ответила она, подумав. – Наш оппонент умнее, чем кажется. И кроме того, по закону подлости завтра появится свидетель, который, прогуливая собаку, видел некую странную пару около места преступления или обратил внимание на машину, удирающую от патруля, и запомнил номер, или еще что-нибудь в этом же роде. А кроме того, – она помотала указательным пальцем перед моим носом, – кроме того, возникает вопрос: каким образом охрана оказалась в фонде? Был сигнал? – Она помолчала, глядя на меня. – Знаете, вы очень убедительно изображали пьяного, Вячеслав Михайлович, должна заметить.
Я промолчал.
Переступив порог своей спальни, я мстительно запер дверь на ключ. Упал на постель и мгновенно отключился. Не знаю, пыталась ли она войти. Не знаю и знать не хочу. Меня это совсем не интересует!
– Что за переполох был ночью в фонде? – спросил Федор Алексеев Колю Астахова на другой день, когда друзья собрались на посиделки в баре «Тутси».
– Новое убийство, – буркнул Коля.
– Как? – вскрикнул Савелий. – Как… убийство?
– Элементарно. На сей раз жертва – счастливый жених и соперник Дубенецкого Стас Удовиченко.
– Удовиченко? Его убили?
– Убили, Савелий.
– Но как же так… Это же… И снова яд?
– Не яд, не губная помада, Савелий. Удар по голове тяжелым и твердым предметом, когда жертва сидела в кресле в собственном кабинете.
– Но… почему? Как это… – лепетал потрясенный Савелий. – Настоящее убийство?
– Самое настоящее, Савелий. На самоубийство не похоже, человек не бьет себя по голове тяжелым и твердым предметом.
– Как это произошло?
Старлей откашлялся значительно и сказал:
– Тут история не совсем понятная… Короче, в два ноль восемь ночи кто-то позвонил дежурному и сообщил, что в фонд проникли грабители. Ну, выехал патруль. Дверь была заперта, замок не взломан. Бойцы проникли внутрь, услышали шум… хлопнула дверь, кто-то бежал. Пока сориентировались, откуда звук, те выскочили через черный ход. Их было двое. Овсянко из патруля говорит, видели их своими глазами. Не стреляли, так как хотели взять живьем. – Тут Федор хмыкнул. – Везде чисто, замки целые, у них, видимо, были ключи. Выскочили наружу и как сквозь землю провалились. Овсянко клянется, что они там прочесали каждый куст. Патрули ГАИ блокировали все дороги в радиусе двадцати километров, тормозили каждую машину, проверяли документы. Как сквозь землю…
Они поднялись наверх, проверили кабинеты. Кабинет Удовиченко был не заперт, он сам сидел в кресле… Стали разыскивать меня.
– Кто позвонил дежурному? Мужчина или женщина? – спросил Федор.
– Дежурный не разобрал. Позвонили и сказали, что в фонде «Экология» грабители.
– Об убийстве не упоминали?
– Нет.
– Откуда звонили?
– Из автомата на углу Пятницкой, это рядом с фондом.
– Что этот доброжелатель делал там в два ночи? – спросил Федор.
– Какая разница! Может, гулял с собакой. В два двадцать три они прибыли на место. На втором этаже кто-то был. Когда они поднимались по лестнице, лейтенант Саша Гурко оступился и зашумел. Те услышали и бросились бежать, как выяснилось, к черному ходу.