Еще и издевается! Покачивая бедрами, она прошла мимо меня, обдав запахом крепких мрачных духов…
Примерно через час после ее ухода зазвонил телефон. Я схватил трубку, не ожидая ничего хорошего. Это снова был Леша Дергунец. Вот привязался на мою голову!
– Вячеслав Михайлович, – выпалил он, забыв поздороваться, – у нас в фонде новое несчастье!
– Какое? – бледно поинтересовался я.
– Станислав Николаевич… Станислава Николаевича убили! Сегодня ночью! Нас с Эдиком привезли в пять утра проверить, что пропало, а в кабинете на ковре кровь!
– Убийцу поймали?
– Нет! В том-то и дело, что нет! У нас говорят… – Он замялся и не закончил фразу. – Фонд закрыли и опечатали. А вам не звонили из полиции?
Менее всего мне хотелось обсуждать с ним свои отношения с полицией. Пришлось соврать:
– Не звонили.
– И про алиби не спрашивали? У нас всех спрашивали. Вячеслав Михайлович, у нас говорят, что… это неспроста!
Неспроста? Ничего себе формулировочка при данном раскладе!
– Что неспроста?
– Ну все это… Сначала Лия Вердиевна, теперь Станислав Николаевич… – Он растерянно замолчал. Потом сказал: – И не приходили?
– Я же сказал, что нет! Не звонили и не приходили! – Он начал меня раздражать.
– Знаете, мой сосед, он работает в полиции… я вам рассказывал, говорит, что, если убийца не… ну, одним словом… если вы непричастны (решился, наконец!), то можете стать следующей жертвой. Или кто-то из нас…
– Можешь мне поверить, я непричастен! – Похоже, я оправдываюсь перед мальчишкой.
– Я знаю! – заверил Леша. – Мы все знаем! Мы все за вас! Он еще сказал…
– Кто?
– Мой сосед, который работает в полиции, сказал, что вам лучше всего уехать на время… пока все это не уляжется.
– Я дал подписку о невыезде.
– Да, я знаю. Но мой сосед сказал, что, если арестуют…
– За что?
– Ну, пока разберутся, могут арестовать… На них давят, требуют найти убийцу… Вам надо найти хорошего адвоката…
– Я ни в чем не виноват.
– Я знаю, но лучше взять адвоката. В камере вы не сможете, Вячеслав Михайлович… Там знаете какие типы сидят!
– Спасибо, Леша, я подумаю. – Ну, настырный!
– Он еще сказал, что могут замочить весь фонд и нам всем на время лучше уехать. Но вам в первую очередь…
– У тебя все? – не выдержал я.
– Ну… – пробормотал он.
– Тогда – всего хорошего!
С этими словами я повесил трубку. Никогда не думал, что он такой дурак! И сосед его тоже дурак! Хоть и в полиции работает. Настроение у меня было окончательно испорчено. Я сварил кофе, пил его безо всякого удовольствия и поймал себя на том, что прислушиваюсь к звукам извне, с улицы и со двора. Шум проезжающего автомобиля заставил меня вздрогнуть. Нервы, черт бы их побрал, эти убийства, совсем расшатались! А действительно, почему меня не вызывают на допрос? Почему молчат? Удовлетворились ночным визитом? Надо выйти и купить в киоске газету. Узнать, что пишут об убийстве. Но я все медлил, сидя над остывшим кофе. Мне казалось, если я выйду, оставив пост у телефона, то обязательно пропущу некий важный звонок. И Ведьма, как назло, исчезла и не звонит. Мне становилось все неуютнее, несмотря на прекрасный весенний день, полный солнечного света и щебета птиц.
«Значит, придурок сосед считает, что меня или повяжет полиция за убийство бывшей жены и бывшего друга, или убьет маньяк, который дал клятву перемочить весь фонд. Третьего не дано», – раздумывал я.
Не в силах оставаться дома, я выполз на веранду. Потом вернулся в дом. Отсутствие телефонных звонков воспринималось как признание моей причастности. Все затаились и ждут, что будет. Никто не звонит! Никто! Ни одна живая душа не звонит и не выражает соболезнования в связи с… Тут мне пришло в голову, что, возможно, никто еще не знает о новом убийстве. Но могли бы позвонить и спросить, как я себя чувствую, я ведь не прокаженный! Ведь есть же у меня друзья и просто знакомые! Есть! Где же они? Телефон молчал.
Друзья и знакомые? Друзья? Стас был моим другом. А кто еще? Вадик Сновянкин, инженер с химкомбината. С которым я не общался уже… сколько? Два, три года? Позвонить, что ли, самому? И что сказать? Привет! Как ты, старик? А меня тут, понимаешь, подозревают в убийстве… такая вот петрушка.
Сонечка еще! Вот, Сонечка! Настоящий друг, хоть и женщина, преданный мною. Сонечка… рука моя потянулась к телефону и повисла в воздухе. Нет! Я должен прийти к ней лично! Как тогда, когда я встретил Анну. Сонечка принесла мне удачу – я встретил Анну. Боже, какая вывернутая логика! Что со мной?
Я слонялся по дому, обуреваемый беспокойными мыслями. В конце концов выбрался на веранду, улегся на ветхую раскладушку и уснул, разморенный горячим, почти летним солнцем. Спал я тревожно. Мне снились погони по ночным улицам, свет фонаря в лицо, люди в масках, прячущиеся за углами. Я бежал на месте, как бегут во сне, а они настигали меня и тянули ко мне свои длинные, тонкие, как стебли, руки… Самый отвратительный, в оскаленной жуткой маске, схватил меня за плечо. Я попытался вырваться и проснулся. Ведьма стояла рядом, с любопытством меня разглядывая. Я с воплем вскочил на ноги.
– Что?!
Я ожидал дурных известий. С силой провел по лицу ладонями, ощутив жесткость и небритость щек, и уставился на нее.
– Ничего, – ответила она, похлопав меня по плечу, – все в порядке. Можно мне чаю?
– Что?
– Чаю! Можно кофе, – повторила она. – И чего-нибудь перекусить. Умираю с голоду!
И ушла переодеваться. А я пошел на кухню готовить поздний обед, так как солнце уже клонилось к закату. Или ранний ужин. Мне не терпелось услышать ее рассказ.
Ведьма ела рассеянно и, как ни странно, много. На мой рассказ о звонке Дергунца почти не обратила внимания. Лишь взглянула коротко и пробормотала: «Суетится много». А я поймал себя на мысли, что начинаю привыкать к ней. Здравый смысл, взяв в союзники скептика alter ego, еще порывался задавать вопросы типа: «Зачем она здесь? Что ей нужно? Откуда у нее глушилки для сигнализации? А отмычки?»
Ее ждут дома соратники по галерее, поисковая команда, грабящая беззащитных старушек, и американский самородок-автомеханик. Исчезла бесследно ее сестра, наконец. Правда, не в первый раз, по ее словам. А она, вместо того чтобы заниматься своими делами, сидит в чужом городе, в доме человека, которого презирает за малодушие, неспособность к сильным ощущениям и всячески подавляет. И, что самое интересное… И, что самое интересное, я перестал иметь что-нибудь против. Наоборот, сегодня Ведьма ушла почти на весь день, и я… и мне было не по себе одному. Удивительно, раньше я никогда не испытывал чувства одиночества и всегда считал себя самодостаточным. И с тоской вспоминал любимый письменный стол и стеллажи с трудами известных языковедов, лишенный их общества даже ненадолго. Моя теща однажды назвала меня раком-отшельником. «Такой маленький, – сказала она, – сидит в ракушке, а чуть увидит кого, сразу прячется».