– Не все ли ему равно? Раз мне суждено от этого умереть, я умру… Тогда мне уже ничего не будет нужно.
– Но зачем умирать? – спросил Рауль.
– Я не хочу, чтобы англичанин превзошел меня в изяществе.
– Дорогой граф, – сказал тогда Маникан, – изящество вещь не дорогая, а только труднодостижимая.
– Да, но все труднодостижимое стоит дорого, у меня же всего шестьдесят тысяч ливров.
– Право, – заметил де Вард, – какой ты странный! Трать столько же, сколько Бекингэм; тебе не хватает только девятисот сорока тысяч ливров.
– Но где же их достать?
– Делай долги.
– Они у меня уже есть.
– Тем более.
Этот совет оказал свое действие, и де Гиш пустился на сумасбродства, между тем как Бекингэм тратил лишь наличные.
Слухи о такой расточительности радовали всех парижских торговцев; и о домах Бекингэма и Граммона рассказывали всякие чудеса.
Тем временем принцесса отдыхала, а Бражелон писал письма де Лавальер. Были отправлены уже четыре письма, но ни на одно он еще не получил ответа. В утро свадебной церемонии, которая должна была состояться в церкви Пале-Рояля, Рауль сидел, заканчивая свой туалет, когда его лакей доложил:
– Господин де Маликорн.
«Что нужно от меня этому Маликорну?» – подумал Рауль.
– Пусть подождет, – сказал он.
– Господин де Маликорн приехал из Блуа, – прибавил лакей.
– А, пригласите его войти! – воскликнул Рауль.
Вошел сияющий, как звезда, Маликорн, с великолепной шпагой.
Он любезно поклонился виконту:
– Господин де Бражелон, я привез вам тысячу приветов от одной дамы.
Рауль покраснел.
– От дамы из Блуа? – спросил он.
– Да, виконт, от мадемуазель де Монтале.
– А, благодарю, господин Маликорн; теперь я вас узнал, – сказал Рауль. – Что же угодно мадемуазель де Монтале?
Маликорн вынул из кармана четыре письма и подал их Раулю.
– Мои письма! Возможно ли? – произнес Рауль, побледнев. – Мои письма, и нераспечатанные!
– Виконт, эти письма не застали в Блуа той особы, которой были адресованы. Вам их возвращают.
– Луиза де Лавальер уехала из Блуа? – вскричал Рауль.
– Да, неделю тому назад.
– Где же она сейчас?
– Вероятно, в Париже, сударь.
– Но как узнали, что эти письма от меня?
– Ора де Монтале узнала ваш почерк и вашу печать, – объяснил Маликорн.
Рауль смущенно улыбнулся.
– Со стороны мадемуазель де Монтале это очень любезно, – сказал он, – она по-прежнему добра и очаровательна.
– Да, сударь.
– Жаль, что она не дала мне точных сведений о мадемуазель де Лавальер. Трудно ее отыскать в этом огромном Париже.
Маликорн вынул из кармана еще один конверт.
– Может быть, – предположил он, – это письмо скажет вам то, что вы желаете узнать.
Рауль быстро сломал печать и увидел почерк Монтале. Вот что было написано на листке:
«Париж, Пале-Рояль. День брачного благословения».
– Что это значит? – спросил Рауль Маликорна. – Вы знаете?
– Да, виконт.
– Ради бога, объясните мне…
– Не могу, виконт. Ора де Монтале запретила мне говорить.
Рауль посмотрел на этого странного человека и ничего не сказал.
– По крайней мере, – попросил он, – хоть намекните: ждет меня радость или огорчение?
– Вы скоро узнаете.
– Вы строго храните тайны.
– Виконт, прошу вас о любезности.
– В обмен на ту, которой вы мне не оказываете?
– Вот именно.
– Говорите.
– Мне очень хочется видеть свадебную церемонию, а у меня нет входного билета, хотя я сделал все, чтобы его получить. Вы могли бы провести меня?
– Конечно.
– Пожалуйста, сделайте это, умоляю вас.
– Охотно, вы пройдете со мной.
– Виконт, я ваш покорный слуга.
– Но почему вы не обратились к своему другу Маникану?
– Сегодня утром, присутствуя при его туалете, я опрокинул баночку с лаком на его новый костюм, и он бросился на меня со шпагой так яростно, что я едва спасся. Вот почему я не стал просить у него билет. Он бы меня убил.
– Конечно, – сказал Рауль. – Я знаю, что Маникан способен убить человека, имевшего несчастье совершить подобное преступление, но я исправлю беду: сейчас застегну плащ и буду готов служить вам провожатым.
Принцесса венчалась в дворцовой церкви Пале-Рояля в присутствии немногих избранных придворных.
Однако, хотя приглашение в церковь почиталось за великую милость, Рауль, верный своему слову, провел с собой Маликорна, жаждавшего насладиться любопытным зрелищем.
Выполнив свое обещание, Рауль подошел к де Гишу. Великолепный костюм графа плохо гармонировал с его лицом, до такой степени искаженным печалью, что только герцог Бекингэм мог бы состязаться с ним в бледности и унынии.
– Будь осторожен, граф, – сказал Рауль, подойдя к другу и готовясь его поддержать, когда архиепископ благословлял молодых.
Действительно, принц Конде уже посматривал с удивлением на эти две статуи отчаяния, стоявшие по обеим сторонам алтаря.
Граф стал более внимательно следить за собою.
По окончании обряда король и королева перешли в большую залу, где им были представлены принцесса и ее свита.
Все заметили, что король, по-видимому восхищенный наружностью жены брата, осыпал ее самыми искренними приветствиями.
Все заметили, что Анна Австрийская долго и задумчиво смотрела на Бекингэма, потом наклонилась к г-же де Мот-виль и сказала ей:
– Не находите ли вы, что он очень похож на своего отца?
Все заметили наконец, что принц наблюдал за присутствующими и, казалось, был недоволен.
После приема высоких особ и послов герцог Орлеанский попросил у короля позволения представить ему и принцессе его новый штат.
– Не знаете ли вы, виконт, – шепотом спросил принц Конде, – со вкусом ли тот человек, который составлял штат герцога, и увидим ли мы приятные лица?
– Я совершенно не знаю этого, ваше высочество, – ответил Рауль.
– О, вы разыгрываете неведение.
– Почему, ваше высочество?