— Удовлетворен ли я? Вы это собирались спросить? — Я ткнул его стволом револьвера и получил немалое удовольствие, услышав «ах!». Убийство изменяет человека, говорю я вам, он становится жестче, но в свое оправдание могу сказать: если кого и следовало как следует напугать, так это де Мореншильдта. За то, что Освальд стал таким, отчасти несла ответственность Маргарита. Немалая доля ответственности лежала и на самом Ли — все эти до конца не оформившиеся грезы о славе, — но и де Мореншильдт тоже внес свою лепту. Шла ли речь о каком-то сложном плане, созревшем в недрах ЦРУ? Нет. Просто общение с бедняками забавляло де Мореншильдта. Как и ярость и разочарование, которые он разжигал, подзуживая неуравновешенного Освальда.
— Пожалуйста, — прошептал де Мореншильдт.
— Я удовлетворен. Но послушай меня, пустозвон. Ты больше никогда не встретишься с Освальдом. Никогда не позвонишь ему по телефону. Никогда не упомянешь об этом разговоре ни его жене, ни матери, ни Джорджу Бауху, никому из эмигрантов. Это понятно?
— Да. Безусловно. Мне он и так начал надоедать.
— Ты мне уже надоел в два раза больше. Если выяснится, что ты с ним говорил, я тебя убью. Capisce? [154]
— Да. А эти участки?..
— С тобой свяжутся. А теперь выметайся на хер из моего автомобиля.
Он так и сделал, очень быстро. Когда сел за руль своего «кэдди», я опять высунул из окна левую руку. На этот раз не подзывая к себе, а указывая пальцем на Мерседес-стрит. Он уехал.
Я еще какое-то время посидел, глядя на газетную страницу, которую он в спешке забыл забрать с собой. Де Мореншильдты и Джек Руби с поднятыми бокалами. Все-таки свидетельство заговора? Чокнутые теоретики, верящие в убийц, выскакивающих из сточных канав, и двойников Освальда, возможно, так бы и подумали, но я знал, что это. Еще одно проявление гармонии. Я находился в Стране прошлого, где все отражалось эхом.
Я чувствовал, что закрыл окно неопределенности Эла Темплтона. Если что и осталось, так только малюсенькая щелочка. Освальд возвращался в Даллас третьего октября. Согласно записям Эла, он устроится подсобным рабочим в Техасское хранилище школьных учебников в середине октября. Только этого не произойдет, потому что я намеревался положить конец его жалкой, опасной жизни между третьим и шестнадцатым.
Мне разрешили забрать Сейди из больницы утром седьмого августа. По пути в Джоди она сидела очень тихая. Я чувствовал, что боль не отпускает ее, но большую часть пути ее рука лежала на моем бедре. Когда мы свернули с автострады 77 под большим рекламным щитом «Львов Денхолма», она повернулась ко мне.
— В сентябре я возвращаюсь в школу.
— Точно?
— Да. Раз уж я смогла появиться перед всем городом в «Грандже», полагаю, что несколько учеников в школьной библиотеке меня не смутят. Кроме того, я чувствую, что нам понадобятся деньги. Если только у тебя нет источника дохода, о котором я не знаю, ты уже почти на мели. Благодаря мне.
— Я получу кое-какие деньги в конце месяца.
— Боксерский поединок?
Я кивнул.
— Хорошо. И шепот с хихиканьем мне придется слушать только короткое время. Потому что, когда ты уйдешь, я уйду с тобой. — Она помолчала. — Если ты этого еще хочешь.
— Сейди, это все, чего я хочу.
Мы повернули на Главную улицу. Джем Нидэм как раз заканчивал развозить молоко на своем пикапе. Билл Грейври выкладывал только что испеченные батоны на столике перед пекарней и накрывал их марлей. В проехавшем мимо автомобиле «Джэн и Дин» пели о том, что в Серф-Сити по две девушки на каждого парня.
— Мне там понравится, Джейк? В твоем месте?
— Надеюсь на это, милая.
— Там все совсем другое?
Я улыбнулся.
— Люди больше платят за бензин, и надо нажимать больше кнопок. В остальном отличий не много.
Для нас этот жаркий август больше всего походил на медовый месяц, и как же нам было сладко. Я перестал притворяться, что живу у Дека, хотя ночью по-прежнему держал автомобиль на его подъездной дорожке.
Сейди быстро восстанавливалась после последней атаки на ее плоть, и хотя веко по-прежнему нависало над глазом, а щека оставалась вдавленной в том месте, где Клейтон проткнул ее насквозь, Эллертон и его команда выправили многое.
Сидя под вентилятором бок о бок на диване, мы читали книги: она — «Группу» Мэри Маккарти, я — «Джуда Незаметного» Томаса Гарди. Мы устраивали пикники во дворе: садились в тени старого пекана и выпивали галлоны ледяного кофе. Сейди вновь начала снижать ежедневную норму сигарет. Мы смотрели «Сыромятную плеть», и «Бена Кейси», и «Шоссе 66». Однажды Сейди включила «Новые приключения Эллери Куина», но я попросил сменить канал. Сказал, что не люблю детективы.
Перед тем как лечь спать, я тщательно смазывал мазью ее изрезанную половину лица, а как только мы попадали в постель… нам было хорошо. Остановлюсь на этом.
Однажды около продуктового магазина я столкнулся с придерживающейся строгих правил Джессикой Колтроп, членом школьного совета. Она сказала, что хочет поговорить со мной, как она выразилась, на «деликатную тему».
— И что это за тема, миз Колтроп? — спросил я. — Потому что я купил мороженое и хочу добраться до дома, пока оно не растаяло.
Она одарила меня ледяной улыбкой, способной заморозить мою «Французскую ваниль» на долгие часы.
— Домой — в смысле на аллею Ульев, мистер Амберсон? К несчастной мисс Данхилл?
— А какое вам, собственно, дело?
Температура улыбки понизилась еще на несколько градусов.
— Как член школьного совета, я должна быть уверена, что моральный облик сотрудников школы безупречен. Если вы и мисс Данхилл живете вместе, меня это очень даже касается. Подростки такие впечатлительные. Они копируют все, что видят у взрослых.
— Вы так думаете? После пятнадцати лет, проведенных в школьных классах, я пришел к твердому убеждению, что они смотрят на поведение взрослых, а потом со всех ног бегут в другую сторону.
— Я уверена, что у нас может получиться увлекательная дискуссия о психологии подростков, но позволила себе заговорить с вами по другому поводу, пусть и чувствую себя несколько неловко. — Однако, судя по ней, никакой неловкости она не испытывала. — Если вы живете в грехе с мисс Данхилл…
— Грех, — перебил я ее. — Какое занятное слово. Иисус сказал: тот, кто без греха, пусть первым бросит камень. Или та. Вы без греха, миз Колтроп?
— Разговор не обо мне.
— Но мы можем поговорить и о вас. Я могу поговорить о вас. Могу, к примеру, начать спрашивать о ребенке, которого вы нагуляли в лесах.