— Боюсь, пропустил этот момент в Библии.
Он подозрительно сощурился.
— Вы кто, методист?
— Да, — кивнул я, решив, что назваться методистом безопаснее, чем признаваться в атеизме.
— Вам надо заглянуть в баптистскую церковь, сынок. Мы встречаем новичков с распростертыми объятиями. Если вы снимете эту квартиру, думаю, в какое-нибудь воскресенье сможете пойти туда со мной и моей женой.
— Возможно, — согласился я, сказав себе, что в то конкретное воскресенье придется впасть в кому. Или даже умереть.
Мистер Джонсон тем временем вернулся к упущенному мной моменту из Библии.
— Видите ли, однажды в Ковчеге Ной напился и лежал на кровати совершенно голый. Двое его сыновей на него не посмотрели, просто отвернулись и накрыли одеялом. Или простыней. Но Хам — он был в семье черной овцой — посмотрел на отца в его наготе, и Бог проклял Хама и его потомков, повелев им рубить дрова и таскать воду. Так повелось с тех давних пор. Бытие, глава девятая. Откройте Библию и посмотрите, мистер Амберсон.
— Да-да, — ответил я, напоминая себе, что должен где-то поселиться, что не могу жить в «Адольфе» вечно. Напоминая себе, что смогу ужиться с ложкой расизма, от меня не убудет. Напоминая себе, что такой уж менталитет у этого времени и везде я увижу одно и то же. Только я сам себе не верил. — Я подумаю и дам вам знать через день-другой, мистер Джонсон.
— Только не затягивайте, сынок. Эта квартира уйдет быстро. Сегодня у вас благословенный день.
Благословенный день выдался не менее жарким, чем предыдущие, а охота за квартирами вызывала жажду. Расставшись с эрудитом Рэем Маком Джонсоном, я почувствовал, что надо выпить пива. Решил, что для этого подойдет Гринвилл-авеню. Подумал, что неплохо там побывать, раз уж мистер Джонсон так от этого отговаривал.
По двум позициям он оказался прав: улица оказалась интегрированной (более или менее) и опасной. А еще на ней бурлила жизнь. Я припарковался и неспешно зашагал по тротуару, наслаждаясь карнавальной атмосферой. Миновал два десятка баров, несколько кинотеатров, где показывали старые фильмы («ЗАХОДИТЕ, ВНУТРИ ПРОХЛАДНО» — зазывали транспаранты, полощущиеся под козырьками на горячем, пропахшем нефтью техасском ветру), и стрип-бар, у двери которого кричал зазывала: «Девушки, девушки, девушки, лучшее представление во всем чертовом мире! Лучшее представление, какое можно увидеть! Эти дамы бритые, если вы понимаете, о чем я!» Я также прошел три или четыре конторы, где чеки меняли на наличные и выдавали ссуды. Перед одной — она называлась «Честный платеж, где ответственность — наш девиз» — дерзко, у всех на виду стояла грифельная доска с надписью «СЕГОДНЯШНИЕ СТАВКИ» вверху и «ВСЕГО ЛИШЬ ДЛЯ РАЗВЛЕЧЕНИЯ» внизу. Около доски толпились мужчины в соломенных шляпах и подтяжках (выглядеть так могли только заядлые игроки), обсуждая предложенные коэффициенты. Некоторые держали в руках программки скачек, другие — спортивный раздел «Морнинг ньюс».
Всего лишь для развлечения, повторил я про себя. Подумал о моем домике на берегу, горящем в ночи, о языках пламени, взметаемых ветром с Залива к самому небу. И у развлечений имелись недостатки, особенно если речь шла о ставках.
Музыка и запах пива вырывались из открытых дверей. В одном баре музыкальный автомат гремел песней Джерри Ли Льюиса «Мы напрыгаемся вволю». Из другого доносились «Крылья голубя» Ферлина Хаски. Меня удостоили вниманием четыре уличные шлюхи и один лоточник, продававший колпаки для автомобильных колес, опасные бритвы с ручками, поблескивавшими горным хрусталем, и флаги штата Одинокой звезды с надписью «НЕ СВЯЗЫВАЙТЕСЬ С ТЕХАСОМ». Попробуйте перевести это на латынь.
Тревожащее ощущение дежа-вю все усиливалось, чувство, что здесь творится что-то неправильное, что оно творилось здесь и прежде. Абсурд, конечно — я впервые в жизни попал на Гринвилл-авеню, — но во мне говорило скорее сердце, чем рассудок. Я тут же решил, что не хочу никакого пива и не хочу арендовать перестроенный гараж мистера Джонсона, как бы хорошо ни работал там кондиционер.
Я как раз проходил мимо очередного кабака, именуемого «Роза пустыни», в котором «Рок-Ола» радовала посетителей виртуозным Мадди Уотерсом. И когда уже развернулся, чтобы направиться к своему автомобилю, из двери вылетел мужчина. Споткнулся, повалился на тротуар. Из темноты бара донесся хохот.
— И не возвращайся, импотент сраный! — крикнула какая-то женщина.
Снова хохот, еще более громкий.
У вышвырнутого из бара мужчины кровь текла из носа — свернутого набок — и длинной царапины на левой стороне лица, от виска до нижней челюсти. В округлившихся глазах читалось изумление. Рубашка, вылезшая из брюк, доставала почти до колен. Ухватившись рукой за фонарный столб, он поднялся. Едва оказавшись на ногах, огляделся, но, судя по всему, ничего не видел.
Я уже шагнул к нему, однако меня опередила одна из женщин, прежде интересовавшихся, не нужна ли мне компания. Она подошла к мужчине, покачиваясь на каблуках-шпильках. Не женщина, конечно, нет. Девушка лет шестнадцати, не старше, с огромными черными глазами и гладкой кожей кофейного цвета. Она улыбалась, совсем не злобно. А когда мужчина с окровавленным лицом покачнулся, взяла его за руку.
— Осторожно, сладенький, — улыбнулась она ему. — Тебе надо присесть, а не то ты…
Он задрал рубашку. Отделанная перламутром рукоятка пистолета — гораздо меньше револьвера, купленного мной в «Спортивных товарах Мейкена», и выглядевшего игрушечным — выделялась на бледном жирном животе, нависшем над поясом его габардиновых брюк. В расстегнутой ширинке виднелись трусы с красными автомобильчиками. Мужчина вытащил пистолет, вдавил ствол в бок проститутки и нажал спусковой крючок. Послышался глухой хлопок, словно маленькая шутиха взорвалась в консервной банке. Женщина вскрикнула и опустилась на тротуар, прижав руки к животу.
— Ты в меня стрельнул! — В ее голосе звучала скорее ярость, чем боль, хотя кровь уже сочилась сквозь стиснутые пальцы. — Ты в меня стрельнул, козел, зачем ты в меня стрельнул?
Он ее словно и не слышал, только распахнул настежь дверь в «Розу пустыни». Я стоял на том же месте, где застыл, когда мужчина выстрелил в симпатичную юную проститутку, отчасти потому, что окаменел от шока, но в основном потому, что произошло все в считанные секунды. Возможно, Освальду потребовалось меньше времени, чтобы убить президента Соединенных Штатов, но ненамного.
— Ты этого хочешь, Линда? — прокричал мужчина. — Если ты хочешь этого, я дам тебе то, что ты хочешь!
Он поднес пистолет к уху и нажал курок.
Я сложил носовой платок и мягко прижал его к дыре в красном платье юной девушки. Я не знал, насколько серьезна рана, но у проститутки оставалось достаточно сил, чтобы одну за другой произносить звонкие фразы, которым она научилась явно не от матери (с другой стороны, как знать?). А когда один мужчина из собравшейся толпы подошел слишком близко, девица рявкнула: