Потрясенная Светлана стояла, забыв обо всем. Ее не было в этой комнате.
Девочка сейчас слышала горьковатый запах чешуйчатой от времени коры. Ее разгоряченных щек касался свежий, прохладный ночной воздух. Глаза жадно вбирали в себя последнюю весну умирающего, но все же полного надежд на новую жизнь старого дуба…
Лишь чужие, теплые руки, мягко обхватившие Светлану за плечи, привели девочку в себя. Она обернулась и сквозь слезы увидела ласковое лицо Динкиной бабушки.
– Ну-ну, милая… Не надо! – прошептала та и бережно повела девочку к дивану.
* * *
– Ну и как? – встретил Светлану встрепанный, веселый Гришка.
Пока она умирала и вновь рождалась у его полотна, неунывающий Лапшин уже успел поцапаться с Леной. И не просто поцапаться, но и получить от Парамоновой по голове диванной подушкой. Что, впрочем, ничуть не испортило ему настроения.
Светлана изумленно окинула взглядом этого непостижимого человека. В очередной раз не верилось, что настолько поразившая ее картина вышла из Гришкиных рук. Вот этих самых рук – исцарапанных, не очень чистых, с вечно обгрызенными ногтями.
Легкомысленный Гришка ее потрясения не почувствовал и довольно усмехнулся:
– Вижу, прониклась. Не чета этим дурехам. – И он снисходительно кивнул в сторону подруг.
Светлана видела: Гришку совершенно не обидели непонимание и насмешки, он привык к ним. Лапшина больше удивляло внимание к своим работам.
Светлана внезапно подумала, что внешний вид – только игра. Самого же Гришку можно узнать лишь по его полотнам. Или – когда он не придуривался.
Такого Светлана не помнила.
Гришка Лапшин играл всегда!
Динкина бабушка усадила друзей на диван и села напротив. Почти как в первую встречу. Она долго всматривалась в ребячьи лица и наконец улыбнулась им.
– Светлану, Сергея и Гришу я ни о чем спрашивать не буду. Здесь все ясно для меня. А вот вас, – и она кивнула на Лену с Диной, – спрошу. Уж очень интересно знать – понравились ли вам портреты?
Девочки озадаченно переглянулись. Лена невольно хихикнула:
– Портреты? Вы хотите сказать – портрет?
– Что я хотела сказать, милая, я сказала.
Лена привстала и ткнула пальцем в работу Сергея.
– Но я, например, видела лишь один! И он вполне ничего. Только глаза там у вас невеселые. А так – здорово. – Лена хмыкнула и откровенно сказала: – Если честно, Гришкина мазня не по мне. От нее тошно делается, вот клянусь! Голова кружится смотреть…
– А ты что скажешь, ясочка моя? – в упор посмотрела на внучку деревенская гостья.
Дина смутилась. Бросила быстрый взгляд на полотна, по-прежнему висевшие на противоположных стенах, и неуверенно пожала плечами.
– Н-ну, не знаю…
Бабушка продолжала внимательно смотреть на нее. И Дина смущенно пролепетала:
– С-сережин рисунок мне очень п-понравился, как и всегда…
Лена громко фыркнула. Светлана укоризненно дернула ее за свитер.
Дина помолчала. Опустив голову, еле слышно шепнула:
– А Гришка меня своими абстракциями в д-дрожь вгоняет. И к-краски у него сегодня… – Дина на секунду-другую задумалась и торопливо закончила: – Сумрачные какие-то… Д-даже страшновато становится… – Она обернулась к Гришке и виновато попросила: – Не обижайся, ладно?
– Было б на что! – отмахнулся Лапшин.
– И это все, что вы поняли? – грустно усмехнулась Динкина бабушка.
– Ну да, – жизнерадостно улыбнулась ей Лена. – Разве что-то не так?
Сергей с Гришкой и Светлана непроизвольно переглянулись. Почти сочувственно посмотрели на подруг, но промолчали.
Казалось бы: аккуратненькая, хрупкая, с прозрачным чистеньким личиком и длинной темно-каштановой косой Дина и высокая, по-мальчишески подстриженная, светловолосая голубоглазая Лена – очень разные.
И все же они чем-то походили друг на друга! Душевной безмятежностью, что ли? Чрезмерной углубленностью в себя?
На какое-то время в комнате повисла напряженная тишина. Каждый думал о своем. Даже Лена молчала.
Она с некоторой досадой поглядывала на Гришкину работу: непостижимая мешанина серебристо-коричневых красок – по совершенно непонятной причине! – тревожила ее. И Лена невольно злилась, она не любила неясностей.
Наконец, Динкина бабушка печально произнесла:
– Ну что ж, ребятки, пора нам прощаться, завтра с утра я уезжаю. Вот и хочу на прощание дать один совет. Следовать ему, нет – дело ваше.
Она с некоторым сожалением посмотрела на Дину. Улыбнулась Лене. И мягко усмехнулась:
– Вам, милые мои, своим суждениям о людях верить не приходится, так. Да и парнишки мудреют лишь с кистью в руках, как ни грустно. А вот к Светлане своей в трудные минуты прислушивайтесь.
Динкина бабушка расцеловала ребят, растерянных ее краткой и не очень понятной речью.
Динина бабушка пошла было к двери, но у порога обернулась.
– И еще… ежели уж совсем край подойдет, чего в жизни только не случается… поставьте парней к мольбертам! Слышишь, Дина? Они настоящие Мастера, разумеете? Вглубь видят, не поверху…
Лена изумленно открыла рот. Дина ахнула:
– И Гр-ришка?
– И Григорий, – подтвердила бабушка. И неожиданно улыбнулась внучке. – Правда, дроля моя, она одна-единственная, то так. Да только разными словами о ней сказать можно. И разными красками. Кто не слепой, увидит…
И Динина бабушка осторожно закрыла за собой дверь.
Трубку у Сушковых подняли только после восьми вечера. Лена с Гришкой к этому времени уже были как на иголках. Оба неосторожно пообещали вернуться домой к ужину.
Зато Сергей со Светланой располагали временем почти свободно. Их отцы частенько являлись домой за полночь. Занятия бизнесом диктовали свой распорядок дня, с которым особо не поспоришь.
И если у Сергея матери просто не было, то Светланина мама предпочитала дому очередной кругосветный круиз. А в перерывах между ними каждый раз увлеченно обновляла свой гардероб. И закупала новые драгоценности.
Светлана ее почти не видела. Да и не стремилась, если честно. Мама порой казалась ей почти чужой.
Так что и Сергей, и Светлана никогда не рвались в свои внешне богатые, благополучные дома, предпочитая до позднего вечера задерживаться у друзей. Хотя своих отцов они любили по-настоящему.
После долгого разговора с матерью Пахана Дина дрожащей рукой положила трубку на место, большие карие глаза светились нешуточной тревогой.
Лена не выдержала.