* * *
Измерять время было по-прежнему нечем, но Соне показалось, что они провозились не меньше семи-восьми часов, всего лишь однажды прервавшись для обеда. Эффективней всех работал сам Геннадий Николаевич, едва ли не голыми кулаками круша стены, словно те были фанерными. К счастью, и Викторы успели до них потрудиться на славу. Люди же, которые встречались им в некоторых квартирах, на просьбу реагировали по-разному. Кто подключался сразу, кто не понимал, чего от него хотят, – в силу незнания языка или попросту находясь в прострации от случившегося. Иногда стены и потолки обрушивались «с той стороны», под ударами оставшихся «в живых» Викторов. Как бы то ни было, со светловолосыми вирусами в конце концов было покончено.
Серо-бурый от цементно-кирпичной пыли, похожий на голема Геннадий Николаевич отбросил кирку и выдохнул:
– Вот и все.
– И что теперь? – тяжело дыша, опираясь на лом, спросил старавшийся не отставать от отца Нича. Он тоже был ужасно грязным, и если бы процесс «опыления» не протекал непосредственно при ней, Соня вряд ли бы признала сейчас в этом чучеле своего любимого. Наверное, и сама она выглядела не намного лучше, хоть мужчины и старались ограждать ее от тяжелой работы.
– А теперь будем думать, как вернуть домой людей, – ответил Бессонов-старший. – Тянуть не стоит. Хоть вируса больше и нет, но «свернуть» этот мир могут в любой момент.
– Не свернут, – сказала вдруг Соня. Она вновь не понимала, откуда знает это, но была полностью уверена в своем внезапном озарении. – Этот мир теперь не тронут.
Геннадий Николаевич, похоже, не удивился, хоть она и поймала на себе его изучающий взгляд. Юрс и Мария Антоновна, которые ни на шаг не отходили теперь от супер-вируса, также прошили ее острыми взглядами.
– Вот и славно, – сказал Бессонов. – Тогда можно не торопиться и хорошо все обдумать. Хотя, если честно, я даже не представляю, как к этой задаче подступиться. В этой чащобе не помешал бы хороший проводник.
– Проводник?.. – насупилась Соня. В голове словно что-то щелкнуло. «…В вашей команде есть проводник…» – раздалось в ней гулким эхом воспоминания. Воспоминания чего? Да какая разница! И она повторила вслед за эхом: – В нашей команде есть проводник.
– Что? – уставились на нее оба Бессонова.
– Какой проводник? – спросил Нича.
– Кто именно? – уточнил Геннадий Николаевич.
– Этого я не знаю, – пожала она плечами. – Кто-то из нас троих. Или даже пятерых, – одарила она мимолетной улыбкой антивирусов. – Но раз есть проводник – может быть, нужен поезд?
– Конечно! – хлопнул по лбу Нича. – Ну, конечно же, поезд! Не зря же меня тут в поезде катали!
Старший Бессонов с любопытством посмотрел на сына, но переспрашивать не стал. Зато, подумав, высказал интересную идею:
– А может, этот дом и есть поезд? Похоже ведь. Квартиры – купе, этажи – вагоны…
– Ну и как на нем ехать? – улыбнулся Нича. А потом его улыбка стала медленно таять, и когда исчезла совсем, он сказал: – А ведь я знаю, где тут есть настоящий поезд.
И он рассказал о составе, который видел в поселке. А потом развел руками:
– Только я не представляю, как на нем можно уехать домой. Даже если мы найдем среди попавших сюда людей машиниста.
– Машинист – не проблема, – задумчиво подергал «хвост» Геннадий Николаевич, создав вокруг головы пыльный нимб, – я и сам смогу. А вот что это даст?..
Соня внезапно закашлялась. Сначала ей показалось, что она неосторожно вдохнула поднятую Ничиным отцом пыль, но вкус во рту был странным, скорее – табачным, хотя вокруг никто не курил. Ощущение было таким, будто покурила она сама. Как тогда, с Несом.
«С кем?!.» – от неожиданности она снова закашлялась и пропустила начало фразы Геннадия Николаевича.
– …что надо делать, – тихо произнес он и пристально посмотрел в глаза Юрса. Волк осторожно кивнул. Геннадий Николаевич перевел взгляд на Марию Антоновну: – Мне нужно с вами двоими поговорить, давайте на пару минут выйдем.
* * *
Оставшись наедине с Ничей, Соня почувствовала неловкость. Нет, виноватой она себя не считала, и все же что-то неприятно скреблось в глубине души. Да и Николай, похоже, на нее все-таки обиделся – вон, стоит, дуется, на нее даже не смотрит.
Она решила заговорить с любимым первой. Не важно, кто из них на самом деле виноват, да и есть ли тут вообще чья-то вина. Но если встать в позу, поиграть в дурацкую гордость – кому станет от этого лучше? А вот хуже точно станет. Обоим.
Соня подошла к Ниче и дернула его за пыльный рукав.
– Коль, ну чего ты?
– Я? – бросил на нее взгляд и снова отвернулся Нича. – Ничего.
– Я же вижу. Обиделся, да?
Нича молчал.
– Обиделся. А на что, можно узнать?
– На что? – Теперь любимый повернулся к ней полностью и заглянул прямо в глаза. – А зачем ты со мной так? Почему ты мне… лжешь? Ты считаешь, я не заслужил того, чтобы знать правду?
– Когда я тебе лгала? – искренне удивилась Соня.
– Когда я спросил тебя там, у дороги, когда ты вернулась… Помнишь?.. – Нича сглотнул, не договорив. Похоже, обида его была по-настоящему горька и комом застряла в горле.
– Про твоего отца? – спросила Соня.
Нича кивнул.
– Но я и правда ничего не знала конкретно. У меня и впрямь испортилось настроение, когда ты меня столь безрадостно встретил. – Она попыталась улыбнулась, но ответной реакции от Ничи не дождалась. – Я неосознанно почувствовала что-то такое… Не знаю, как объяснить. Думаю, эти знания – и про твоего отца, и про все остальное – сидят у меня где-то глубоко в подсознании, иногда по чуть-чуть оттуда выплескиваясь. Но как они туда попали, кто их закрыл, мне и самой хотелось бы узнать.
– Ты точно никого не встретила перед тем, как повернуть назад? – заговорил-таки Нича. – Перед отъездом с тобой этого не было.
– Нет, – помотала головой Соня, но, подумав, добавила: – Во всяком случае, я этого не помню. Хотя если закрыли то, что я узнала, тогда и само воспоминание об этом оказалось закрытым. Но я ведь не виновата в этом, Коль!..
Нича вздохнул и положил ей на плечо руку.
– Ну, прости. Но ты пойми, мне ведь и правда обидно: все кругом обо всем в курсе, один я – дурак дураком. Ты хоть сейчас мне объясни про эти блоки и все остальное.
Соня посмотрела на дверь, в которую вышла вирусно-антивирусная троица. Неизвестно, долго ли они будут совещаться. Можно и правда хотя бы начать Ничино просвещение.
И она стала рассказывать все, что знала, что по крохам выдало и продолжало выдавать ее непослушное подсознание. Впрочем, многое из этого они и раньше знали, новые обрывки информации в основном помогли лишь крепче связать кусочки прежних знаний. Но пока она говорила, новых знаний явно прибавилось. Например, она теперь была уверена, что их спасение именно в поезде. Она даже вспомнила купе, где с кем-то беседовала о смысле безответных вопросов. Где и когда происходил этот странный разговор, она вспомнить не могла – на поезде она не ездила уже лет пять. Скорее всего это был полузабытый сон. Или все же не сон, а реальность, воспоминание о которой недостаточно чисто подтерли? Или… Соня задумалась. А потом сказала: