Какая прелесть. Вообразите себе – вы пахали один миллион лет без копейки денег. Без единой минуты отпуска. Круглые сутки. Не имея малейшей помощи. Открывается дверь, в кабинет входит ваш босс, зевает и говорит: «Старик, ты всё сделал неправильно!»
Мне хоть раз кто-то объяснил, как именно НУЖНО делать?
Я не желаю его видеть. Я не хочу верить в его пришествие. Да, это персональный облом. Наверное, такое может случиться с каждым существом, считавшим себя пусть мелким, но богом, – пока не выяснилось, что по статусу он курьер из службы доставки пиццы. Мистика. Едва я полностью разуверился в наличии высшей силы, она появляется и сводит мою сестру и моих братьев с ума. Тут уж волей-неволей, а придётся разбираться.
Но что, если незнакомец в маске шута – и правда Мастер?
Вот тогда я попал. Он спросит с меня за нарушение порядков… За Гитлера, за неудавшегося самоубийцу, а в первую очередь – за Илью. Даже Никао в блаженной простоте своей уверен: за ослушание я буду наказан. Как именно, он представить не может, ему бактерии мозг сожрали. Но обязательно буду.
Илья.
Так, мне срочно надо в Питер. Мальчика хотели убить. Илья сейчас один в онкоцентре. Тот, кто зовёт себя Мастером, знает о нём. И что он предпримет?
– Хорошо – мы прибудем в Петербург, Никао, – говорю я брату. – Но я, между прочим, не баклуши бью. Я в джунглях из-за тебя, это твои выкрутасы обеспечивают мне бесконечные командировки в Африку. Ладно ещё Гонконг с атипичной пневмонией, хоть бухта Виктории клёвая – поглазел на неоновую рекламу, побродил с фотоаппаратом, на кораблике покатался. Но когда я там был в последний раз? Даже землетрясения куда более многоплановы: собирая мешками души после цунами, я в перерыве могу поваляться на белом песке пляжей и погулять среди небоскрёбов Токио. У тебя же в зубах навязло – пальмы да бананы. И кстати, зачем ты активировал новый местечковый вирус из своей африканской коллекции именно сейчас? Ты же в последнее время игрался сугубо с куриным и свиным гриппом в мировом масштабе, как с «испаночкой», тебе это так нравилось, – и вдруг распыляешь бактерии в зажатой между обезьянами деревеньке?
Никао смущается. Да, я это вижу. Актёр из него никакой.
– Нет, ну понимаешь… – мямлит он. – Иногда надоедают большие проекты. Ты… это… ты вспомни Полемос. Она обожает бои с применением танков и авиации, десятки тысяч мертвецов на тротуарах и лопающихся от обжорства бродячих собак. Но иногда и рыжую захлёстывает романтика, она бросает все дела, направляется в Африку или Азию… в очаровательную мелкую республичку с нефтью и богатыми людьми. Где не то что войн – квартирных краж не было со времён царя Соломона. Озорница сидит в шезлонге, пьёт коктейль и наслаждается: вдруг, непонятно с чего, взрываются фугасы, повстанцы берут заложников, с кораблей летят ракеты НАТО. Сестра Полемос, понимаешь ли, близка не только к мейнстриму, но и к арт-хаусу, настоящему искусству. Вот и я тоже, брат!
Самое странное – не поспешное, сбивчивое объяснение Никао. А то, что он не умеет говорить в таком стиле. Словно ему подготовили речь, а он её всю ночь зубрил. Ладно, не моё это дело. Нужно быстрее разобраться с неграми.
– Я страшно рад твоему пристрастию к арт-хаусу, Никао, – говорю я. – Глядишь, влечение к штучным, с любовью сделанным вирусам приведёт тебя в элиту интеллектуальных эстетов, обсуждающих свои достижения в Лондоне за бокалом вина.
– Что? – в ужасе отшатывается он.
– Да ничего, – отвечаю я, утверждаясь в своих подозрениях. – Я тебя понял. Давай закончим с деревней и рванём в Питер к Мастеру. Ты же этого хочешь, верно?
Мы возвращаемся к вождю. Мужчины с костями в носу, женщины с открытой грудью и младенцами на руках молчаливо ждут своей очереди. Если вирус продолжит шествие, теней будет больше, но ненамного – деревенька изолирована в глубине джунглей. Я трясу копьём и завываю. Воины племени подхватывают боевой клич.
– Да пребудет с вами сила седой гориллы! Сейчас мы пройдём в Озеро Счастья, где вас ждут рыба, мясо и много бананов со сладким картофелем! Боги приглашают на пир!
Воины во главе с вождём, открыв рты, восторженно ревут.
О, с ними предельно просто. Как раньше с викингами. Образование – это зло. Провожая современных призраков в Бездну, язык в узел завяжешь, объясняя – почему именно туда. А тут махнёшь рукой, скажешь: «Там бананы!», и всё, народ ломанулся к волнам.
Я с умилением смотрю на них. Они – с восторгом на меня. Разве не прелесть?
…«Мустанг» летит сквозь облака быстрее «конкорда». Элвис сосредоточен на дороге, а я стараюсь не смотреть вниз. Я не знаю, что меня ждёт. Но вдруг всё же вывернусь?
Ох, как же я ошибался.
…Естественно, Илья сразу что-то заподозрил. У детей столь развито чутьё и инстинкты… Удивительно, почему младенцами не комплектуют спецотделы ЦРУ и ФСБ. Стивен Кинг не перебрал с ужасами, написав антиутопию «Дети кукурузы». А если приплюсовать кровавые зверства детишек-боевиков в Сьерра-Леоне [31] (опять Африка!), так остаётся радоваться, что взрослое человечество откупается от этих монстров конфетами, иначе власть на Земле давно принадлежала бы ребятне. Установив диктатуру коротких штанишек и бантиков, они покажут родителям, где раки зимуют. Отомстят за попытки уложить спать, не дав досмотреть мультик, и запрет на сладкое за мелкие провинности.
Нет сомнений, планета содрогнётся.
– Почему ты пришёл днём?
– Опять душу соседнюю принимал, дай, думаю, загляну. В чём проблема? Сейчас как раз время посетителей, а я в обличье школьника. Никто не заподозрит, подумают – одноклассник. Прости, с пустыми руками… Надеюсь, ты сможешь это пережить.
– Не смогу, – капризно говорит Илья. – Да будет тебе известно, – вздох, – я умираю.
О, заезженная пластинка. Мне, к его сведению, лучше остальных это известно. Однако у меня для Ильи сюрприз… и… Короче, я в полном восторге. Особенно после ночных фарфоровых приключений. Честно, с моим пофигизмом я удивлён, что могу ТАК радоваться.
– Мне жаль тебя разочаровывать, – произношу я с напускным безразличием. – Но я только что случайно подслушал разговор твоих врачей. Это началось не вчера, и можно считать чудом, но… с каждым днём у тебя в крови всё меньше раковых клеток. Доктора испытывают «осторожный оптимизм». Они считают, что наступила ремиссия.
Он смотрит в потолок. Сперва я думаю, Илье не знакомо слово «ремиссия», но тут…
– Это значит – я НЕ умру?