– Эй, ты, та-акой высокий и ужа-асный, – сказал водитель, растягивая слова, и Мусорник оторвал взгляд от нарисованных языков пламени, чтобы посмотреть на владельца этой бомбы на колесах.
Рост его не превышал пяти футов трех дюймов. Еще три дюйма добавляли волосы, поднятые наверх, завитые, напомаженные и щедро смазанные бриолином. Завитки собрались поверх воротника, напоминая не просто «утиный хвост» [144] , но аватар всех «утиных хвостов», какие когда-либо носили панки и бандиты этого мира. На нем были черные сапоги с заостренными носами и эластичными врезками по бокам. Наборные каблуки увеличивали рост Малыша еще на три дюйма, и в сумме получались вполне пристойные пять футов девять дюймов. Вылинявшие джинсы в заклепках столь туго обтягивали ноги, что не составляло труда прочитать год чеканки лежавших в карманах монет. Маленькие, аккуратные ягодицы превратились в синие скульптуры, а промежность выглядела так, будто в джинсы засунули замшевый мешочек с мячами для гольфа. Приталенную рубашку из темно-красного шелка, отороченную желтой тесьмой, украшали пуговицы из искусственного сапфира. Запонки вроде бы были из полированной кости, и позднее Мусорник узнал, что они действительно костяные. Малыш возил с собой два комплекта: один – из человеческих коренных зубов, второй – из резцов добермана-пинчера. Поверх этой удивительной рубашки, несмотря на жаркий день, он надел кожаную мотоциклетную куртку с орлом на спине. Тут и там ее рассекали молнии, блестевшие, как бриллианты. С «погон» и ремня свешивались три заячьих лапки. Одна белая, вторая коричневая, третья – ярко-зеленая, цвета Дня святого Патрика. Эта куртка, еще более удивительная, чем рубашка, поблескивала маслом и самодовольно поскрипывала при каждом движении. Над орлом белело вышитое шелковой нитью слово «МАЛЫШ». А между горой блестящих волос и поднятым воротником блестящей мотоциклетной куртки располагалось лицо, миниатюрное и бледное, кукольное личико с тяжелыми, но безупречно вылепленными надутыми губами, ничего не выражающими серыми глазами, широким лбом без единой морщинки и пухлыми щечками. Уменьшенная копия Элвиса.
Два ремня-патронташа опоясывали плоский живот, на каждом на уровне бедра висело по кобуре с торчащей из нее рукояткой огромного револьвера сорок пятого калибра.
– Эй, парень, что скажешь? – добавил Малыш.
– Мне нравится ваша машина, – только и смог ответить Мусорный Бак.
С ответом он угадал. Возможно, дал единственный правильный ответ. Пятью минутами позже Мусорник сидел на пассажирском сиденье, а «дьюс»-купе набирал привычную крейсерскую скорость Малыша, примерно девяносто пять миль в час. Велосипед, на котором Мусорник приехал из восточного Иллинойса, превращался в точку на дороге.
Мусорный Бак робко предположил, что на такой скорости Малыш не сможет вовремя заметить препятствие на дороге (вообще-то они уже встречали препятствия, но Малыш, не снижая скорости, огибал их под протестующий визг «Уайд овалс»).
– Эй, парень, – ответил ему Малыш, – у меня рефлексы. Я проверял. Три пятых секунды. Ты веришь?
– Да, сэр, – выдохнул Мусорник. Он чувствовал себя человеком, который только что палкой расшевелил змеиное гнездо.
– Ты мне нравишься, парень. – Малыш все так же странно растягивал слова. Его кукольные глаза смотрели на мерцающую дорогу поверх оранжевого флуоресцирующего руля. Большая игральная пенопластовая кость с черепами вместо точек свешивалась с зеркала заднего обзора. – Возьми пиво на заднем сиденье.
Там лежали банки пива «Куэрс». Само собой, теплого. Мусорный Бак терпеть не мог пиво, но быстро осушил банку и сказал, что оно очень хорошее.
– Эй, парень, – ответил Малыш, – только «Куэрс» и есть настоящее пиво. Я бы ссал «Куэрсом», если бы мог. Ты веришь в эту брень-хрень?
Мусорник ответил, что верит.
– Меня зовут Малыш. Из Шривпорта, Луизиана, Этот монстр брал призы всех южных автошоу. Ты веришь в эту брень-хрень?
Мусорный Бак ответил, что верит, и взял еще одну банку пива. Он полагал, что в сложившихся обстоятельствах это очень даже правильно.
– Как зовут тебя, парень?
– Мусорный Бак.
– Как? – На один ужасный момент ничего не выражающие кукольные глаза сместились на лицо Мусорного Бака. – Ты смеешься надо мной, парень? Никто не смеется над Малышом. И тебе лучше поверить в эту брень-хрень.
– Я верю, – торопливо воскликнул Мусорный Бак, – но именно так меня зовут, потому что раньше я поджигал мусорные баки других людей, и почтовые ящики, и все такое! Я сжег пенсионный чек старухи Семпл. За это меня отправили в исправительную школу. Я также сжег Методистскую церковь в Паутенвилле, в Индиане.
– Неужели? – радостно воскликнул Малыш. – Па-арень, да ты безумен, как сортирная крыса. Это нормально. Я люблю безумных. Сам такой. На всю мою гребаную головку. Мусорный Бак, да? Мне это нравится. Хороша пара. Гребаный Малыш и гребаный Мусорный Бак. Руку, Мусорник!
Он протянул ладонь, и Мусорник как мог быстро ее пожал, чтобы Малыш поскорее обеими руками взялся за руль. Они обогнули поворот и увидели полуприцеп «Бекинс», перекрывший почти всю автостраду. Мусорный Бак закрыл лицо руками, ожидая мгновенного перемещения в астрал. Малыш и бровью не повел. «Дьюс»-купе легко и быстро, словно водомерка, пронесся по левой обочине вплотную к кабине полуприцепа.
– На пределе, – прокомментировал Мусорный Бак, когда почувствовал, что может говорить без дрожи в голосе.
– Эй, парень! – Один кукольный глаз Малыша закрылся. Мусорный Бак понял, что ему подмигивают, пусть и без тени улыбки. – Не говори мне – я скажу тебе. Как пиво? Хорошо идет? Особенно после прогулки на детском велике.
– Точно, хорошо, – ответил Мусорный Бак и вновь глотнул теплого пива. Он, конечно, был чокнутый, но не настолько, чтобы возражать Малышу, когда тот вел автомобиль. Такое ему и в голову прийти не могло.
– Ладно, нет смысла ходить вокруг да около. – Малыш обернулся, чтобы взять с заднего сиденья банку «Куэрса». – Мне представляется, мы едем в одно место.
– Думаю, да, – осторожно ответил Мусорный Бак.
– Чтобы присоединиться к нему. Едем на запад. Войдем в гребаную команду. Ты веришь в эту брень-хрень?
– Думаю, да.
– Тебе снились сны об этом страшиле в черном летном костюме?
– Вы хотите сказать – о священнике.
– Я всегда говорю то, что говорю! – отрезал Малыш. – Не ты говоришь мне, гребаный червяк, я скажу тебе! Это черный летный костюм, и у него очки-«консервы». Как в фильме с Джоном Уэйном о Большой второй. Очки такие большие, что ты не можешь видеть его гребаного лица. Он кого хочешь испугает, да?
– Да. – Мусорный Бак отпил теплого пива. У него начало гудеть в голове.