– Что потом?
– Следующий пункт программы будет принят с наибольшим энтузиазмом. И вот как он должен звучать. «Постановили: матушка Абагейл наделяется абсолютным правом вето на любое действие, предложенное Советом».
– Господи! Она на это согласится?
– Думаю, да. Но сомневаюсь, что ей придется воспользоваться этим правом, во всяком случае, такой ситуации я не предвижу. Мы не сможем создать работоспособный орган власти, если поставим ее во главу этого органа. Но она связывает нас всех. Мы все столкнулись с паранормальным явлением, благодаря которому и оказались здесь. И ее… ее окружает особая аура. Все люди в этой разношерстной компании используют одни и те же прилагательные, когда описывают ее: хорошая, добрая, старая, мудрая, умная, милая. Все эти люди видели один сон, от которого душа уходила в пятки, и другой, вселявший спокойствие и уверенность. Однако мы сможем ясно дать ей понять, что она – наш лидер чисто номинально. Я думаю, она сама этого захочет. Она старая, уставшая…
Стью уже качал головой.
– Она старая и уставшая, но воспринимает борьбу с темным человеком как крестовый поход, Глен. И не только она. Ты это знаешь.
– Ты хочешь сказать, она может решить порулить?
– Может, это будет не так уж плохо, – ответил Стью. – В конце концов, нам снилась она, а не Совет представителей.
Теперь закачал головой Глен:
– Нет, я не могу принять идею, что все мы – пешки в какой-то постапокалиптической игре добра и зла, какие бы сны нам ни снились. Черт побери, это иррационально!
Стью пожал плечами:
– Слушай, давай сейчас в это не углубляться. Я нахожу здравой твою идею дать ей право вето. Более того, я думаю, этого недостаточно. Мы должны дать ей право предлагать, а не только запрещать.
– Но не абсолютное право на этой стороне Скалистых гор.
– Нет, ее идеи должны получать одобрение Совета представителей, – ответил Стью, а потом добавил, лукаво усмехнувшись: – Но мы можем превратиться в резиновую печать для ее указов, а не наоборот.
Наступила долгая пауза. Глен потирал лоб рукой. Потом заговорил:
– Да, ты прав. Она не может быть главой номинально… по крайней мере мы должны учитывать, что у нее могут быть собственные идеи. А теперь я убираю мой затуманившийся хрустальный шар, Восточный Техас. Потому что матушка Абагейл – из тех, кого мы, занимающиеся социологией, называем ориентирующимися на других.
– И кто эти другие?
– Бог? Тор? Аллах? Крошка Герман [156] ? Это не имеет значения. Означает это следующее: то, что она говорит, не всегда будет обусловлено нуждами общества или его устремлениями. Она будет слушать какой-то другой голос. Как Жанна д'Арк. Ты открыл мне глаза. Дело может закончиться теократией.
– Тео-чем?
– Все будет делаться по слову Божьему, – ответил Глен. Голос его звучал печально. – Стью, грезил ли ты в детстве о том, чтобы стать одним из семи высших жрецов ставосьмилетней негритянки из Небраски?
Стью уставился на него.
– Вина не осталось?
– Все выпили.
– Черт!..
– Да…
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а потом внезапно расхохотались.
Матушка Абагейл никогда прежде не жила в таком красивом доме и, сидя на застекленном крыльце, вдруг вспомнила коммивояжера, который появился в Хемингфорде в тысяча девятьсот тридцать шестом или тридцать седьмом году. Что ж, таких сладкоголосых мужчин ей больше встречать не доводилось. Он мог убедить птичек слететь с дерева на землю. Она спросила этого молодого человека, которого звали мистер Дональд Кинг, какое у него дело к Эбби Фримантл, и он ответил: «Мое дело, мэм, – удовольствие. Ваше удовольствие. Вам нравится читать? Или, может, слушать радио? А может, просто сидеть, положив усталые ноги на скамеечку, и слушать мир, катящийся по большой боулинговой дорожке Вселенной?»
Она признала, что все это ей нравится, не упомянув, что месяцем раньше продала радиоприемник «Моторола», чтобы заплатить за девяносто тюков сена.
«Что ж, я продаю именно это, – продолжил сладкоголосый коммивояжер. – Мой товар можно назвать пылесосом «Электролюкс» со всеми приспособлениями, но в действительности это – свободное время. Включите его в электросеть – и откройте для себя новые просторы отдыха. А платежи будут почти такими же легкими, как домашняя работа».
Депрессия была в самом разгаре, ей не удавалось выкроить двадцать центов, чтобы купить ленты для волос на дни рождения внучек, поэтому о покупке «Электролюкса» речь не шла. Но как сладко уговаривал этот мистер Дональд Кинг из города Перу, штат Индиана. Она могла поставить последний доллар, что он растопил сердце не одной белой женщины. У нее пылесос появился только после войны с нацистами, когда все вдруг смогли позволить себе что угодно, и даже у «белой рвани» в сарае на заднем дворе стоял «меркурий».
Этот дом, расположенный, как написал ей Ник, в районе Мэрлтон-Хилл (матушка Абагейл подозревала, что до эпидемии здесь жили считанные черные), был оборудован всеми устройствами для облегчения жизни, о которых она когда-либо слышала, и теми, о которых даже не подозревала. Посудомоечная машина. Два пылесоса, один – исключительно для комнат второго этажа. Измельчитель пищевых отходов в раковине. Микроволновая печь. Стиральная машина и сушилка. На кухне еще стоял какой-то стальной ящик, и хороший друг Ника, Ральф Брентнер, объяснил ей, что это «мусородавилка». Засыпаешь туда сто фунтов мусора, а машина выдает тебе этот мусор блоком, размер которого не превышает скамейку для ног. Воистину чудеса никогда не заканчивались.
Но если хорошенько подумать об этом, некоторые все-таки закончились.
Она покачивалась на кресле-качалке, когда ее взгляд упал на розеточный блок, встроенный в плинтус. Вероятно, хозяева дома летом приходили сюда, чтобы послушать радио, а может, и посмотреть бейсбол по этому маленькому, изящному круглому телевизору. Что встречалось в их стране повсеместно, так это стенные розетки. Они были даже в ее доме-развалюхе в Хемингфорде. Эти розетки и не замечаешь… пока они работают. А когда перестают, понимаешь, насколько на них завязана твоя жизнь. Все свободное время, все удовольствие, о котором давным-давно вещал ей Дон Кинг, брали начало в этих стенных розетках. Когда же они переставали выполнять возложенные на них функции, приходилось привыкать к тому, что на всю эту бытовую технику вроде микроволновых печей и «мусородавилок» можно только бросить шляпу или положить пальто.
Чего там, со смертью розеток ее маленький домик смотрелся привлекательнее, чем этот. Здесь кому-то приходилось приносить воду из Боулдер-Крик, и ее нужно было кипятить перед использованием, в целях безопасности. Дома она могла воспользоваться ручным насосом и накачать воды из колодца. Здесь Нику и Ральфу пришлось привезти уродливое сооружение, которое называлось «Порт-о-сэн». Они поставили его во дворе. А у нее сортир всегда стоял за домом. Она бы в мгновение ока променяла стиральную машину-сушилку «Мейтэг» на собственное корыто для стирки, но пришлось просить Ника привезти ей новое корыто, а Брэд Китчнер нашел ей доску для стирки и хорошее, привычное хозяйственное мыло. Они наверняка подумали, что она просто хотела доставить им лишние хлопоты, пожелав самолично стирать свои вещи – и столь часто, – но чистоплотность матушка Абагейл ценила почти так же высоко, как благочестие, никогда раньше не перепоручала свою стирку кому-то еще и теперь не собиралась менять свои привычки. Время от времени у нее случались маленькие неприятности, какие случаются у стариков, и пока она могла себя обслуживать, об этих неприятностях никому не полагалось знать.