– Что со мной? – спросила Фрэн.
– У тебя хлыстовая травма [194] , растяжение спинных мышц и сломанная нога. Так мне сказал Джордж Ричардсон. Взрывной волной тебя перебросило через весь двор. Потом на тебя упал диван. Отсюда перелом ноги и растяжение мышц спины.
– Диван?
– Ты не помнишь?
– Я помню что-то похожее на гроб… гроб с обивкой…
– Это и был диван. Я сам отбросил его с тебя. Потерял голову, чуть ли не бился в истерике. Ларри подошел, чтобы помочь мне, так я двинул ему в зубы. Представляешь? – Она коснулась его щеки, и он накрыл ее руку своей. – Я думал, ты умерла. Помню, как подумал, что не вынесу твоей смерти. Сойду с ума.
– Я тебя люблю, – сказала Фрэн.
Он обнял ее, осторожно, помня о спине, и на какое-то время они застыли, прильнув друг к другу.
– Гарольд? – наконец спросила она.
– И Надин Кросс, – кивнул он. – Они нанесли нам удар. Сильный удар. Но не смогли причинить тот урон, какой хотели. И если бы мы поймали его, прежде чем они уехали на запад… – Стью вытянул перед собой руки, все в царапинах и ссадинах, и так резко сжал кулаки, что хрустнули суставы. Внезапная холодная усмешка скривила его губы. По телу Фрэнни пробежала дрожь. Слишком знакомой показалась ей эта усмешка.
– Не улыбайся так, – попросила она. – Никогда.
Усмешка увяла.
– Люди с рассвета обследуют окрестности, – продолжил он без улыбки. – Не думаю, что их найдут. Я запретил удаляться на запад от Боулдера больше чем на пятьдесят миль, а я думаю, что Гарольд достаточно умен, чтобы уже в первую ночь уехать подальше. Но мы знаем, как они это сделали. Подсоединили взрывчатку к портативной рации…
Фрэн ахнула, и Стью озабоченно посмотрел на нее:
– Что такое, милая? Спина?
– Нет. – Внезапно она поняла смысл слов Стью о том, что Ник, возможно, держал в руках обувную коробку, когда прогремел взрыв. Внезапно она поняла все. Медленно выговаривая слова, Фрэн рассказала об обрезках проводов и коробке от двух «уоки-токи» под столом для аэрохоккея. – Если бы мы обыскали весь дом, а не просто взяли эту чертову к-книгу, то могли бы найти бомбу. – У нее перехватило дыхание. – Н-ник и Сью могли бы о-остаться в живых и…
Стью обнял ее.
– Вот почему Ларри этим утром выглядел таким подавленным? Я-то думал, причина в том, что я его ударил. Фрэнни, как ты могла знать? Как ты могла такое знать?
– Нам следовало знать! Следовало! – Она уткнулась лицом в его плечо в поисках настоящей темноты. Из глаз вновь потекли раскаленные, обжигающие слезы. Он держал ее, наклонившись над кроватью, потому что электромотор, поднимающий изголовье, не работал.
– Я не хочу, чтобы ты винила себя. Что случилось, то случилось. Говорю тебе, никто, за исключением, возможно, детективов из группы по обнаружению и обезвреживанию взрывчатых устройств, не смог бы сделать какие-то выводы по обрезкам проводов и пустой коробке. Если бы они оставили на виду пару шашек динамита или детонатор, вы бы, наверное, смогли сообразить, что к чему. Но они ничего не оставили. Я не виню тебя, и никто в Зоне не винит.
И пока он говорил, в памяти Фрэнни медленно всплыли слова, произнесенные в разное время двумя людьми, слились воедино.
Из участников совещания погибли только трое. Это прямо-таки чудо.
Матушка Абагейл… она вернулась… но она в жутком состоянии… нам нужно чудо!
Шипя от боли, Фрэнни чуть приподнялась, чтобы заглянуть в глаза Стью.
– Матушка Абагейл. Мы все сидели бы в гостиной, когда взорвалась бомба, если бы они не приехали, чтобы сказать нам…
– Это прямо-таки чудо, – произнес Стью. – Она спасла нам жизнь. Даже если… – Он замолчал.
– Стью?
– Она спасла нам жизнь, вернувшись сюда, Фрэнни. Она спасла нам жизнь.
– Она умерла? – спросила Фрэн. Схватила руку Стью, сжала. – Стью, она тоже умерла?
– Она вернулась в город без четверти восемь. Мальчик Ларри Андервуда вел ее за руку. Он лишился дара речи, ты знаешь, с ним это бывает, когда он волнуется, но он привел матушку Абагейл к Люси. Там она просто потеряла сознание. – Стью покачал головой. – Господи, как ей вообще удалось пройти такое расстояние… И что она ела или делала… Вот что я скажу тебе, Фрэн. В этом мире – и за его пределами – есть много такого, чего я и представить себе не мог, когда жил в Арнетте. Я думаю, это Божья женщина. Была.
Фрэнни закрыла глаза.
– Так она умерла? Она вернулась, чтобы умереть?
– Она еще не умерла. Должна была умереть. Джордж Ричардсон говорит, что она скоро умрет, но пока она жива. – Стью посмотрел на Фрэн открыто и искренне. – И я боюсь ее, боюсь причины, по которой она вернулась.
– Что ты хочешь этим сказать, Стью? Матушка Абагейл никому не причиняла…
– Матушка Абагейл делает то, что говорит ей Бог, – хрипло ответил он. – Тот самый Бог, который убил своего сына, по крайней мере я так слышал.
– Стью!
Огонь ушел из его глаз.
– Я не знаю, почему она вернулась и собирается ли что-то нам сказать. Возможно, она умрет, не приходя в сознание. Джордж говорит, что это наиболее вероятный исход. Но я точно знаю, что взрыв… смерть Ника… и ее возвращение… сорвали с города шоры. Они говорят о нем. Они знают, что взрыв устроил Гарольд, но уверены, что Гарольд подчинялся ему. Черт, я и сам так думаю. Многие говорят, что на Флэгге лежит ответственность и за возвращение матушки Абагейл в таком состоянии. Я этого не знаю. Я вообще, похоже, ничего не знаю – и я боюсь. Все это может закончиться плохо. Никогда раньше у меня не было такого ощущения, а теперь оно появилось.
– Но есть мы! – В голосе Фрэнни слышалась мольба. – Есть мы и ребенок, верно? Верно?
Он долго не отвечал. Она уже думала, что не дождется ответа. А потом услышала:
– Да. Но надолго ли?
В тот же день, ближе к сумеркам, люди начали стекаться – сами по себе, словно и не специально – к Тейбл-Меса-драйв, где находился дом Ларри и Люси. По одному, парами, по трое. Они усаживались на ступенях домов, на дверях которых белел придуманный Гарольдом знак «Х». Они сидели на бордюрных камнях и на лужайках, высохших и бурых после долгого лета. Разговаривали мало и тихими голосами. Пришел Брэд Китчнер с рукой на перевязи. Пришла Кэнди Джонс. И Рич Моффэт с двумя бутылками «Блэк велвет» в сумке разносчика газет. Норман Келлог, закатавший рукава рубашки, демонстрируя веснушчатые, загорелые под солнцем бицепсы, сидел рядом с Томми Джеринджером. Точно так же закатал рукава и Томми. Гарри Данбартон и Сэнди Дюшен сидели вместе на одеяле, держась за руки. Дик Воллман, Чип Хобарт и шестнадцатилетний Тони Донахью устроились в крытом проходе между домом и флигелем недалеко от дома Ларри, передавали друг другу бутылку «Канадиан клаб» и запивали виски теплым севен-ап. Патти Крогер сидела с Ширли Хэммет. Между ними стояла корзинка для пикника. Еды в ней хватало, но они почти не ели. К восьми вечера улица заполнилась людьми, и все они смотрели на дом. Перед домом стояли мотоцикл Ларри и большой «Кавасаки-650» Джорджа Ричардсона.