Он открыл глаза и отвернулся от перил, высматривая такси. Резюме оскорбленного друга. Но если Сол был таким уж близким другом, с какой стати он зацепился за эту гулянку, высасывая из него деньги? «Я вел себя глупо, а кому понравится, если глупый вдруг умнеет? В этом все дело…»

Никакой ты не хороший парень.

– Я хороший парень, – мрачно возразил он. – И вообще, кому до этого дело?

Мимо проезжало такси, и он вскинул руку. Таксист, похоже, на секунду замялся, прежде чем свернуть к тротуару, и Ларри вспомнил о крови на лбу. Он открыл заднюю дверь и залез в салон, пока таксист не передумал.

– Манхэттен, «Кемикэл-бэнк-билдинг».

Такси влилось в транспортный поток.

– Парень, у тебя порез на лбу, – сказал водитель.

– Девушка швырнула в меня кулинарной лопаткой, – рассеянно ответил Ларри.

Таксист одарил его странной, фальшивой сочувственной улыбкой и сосредоточился на дороге, не мешая Ларри собираться с мыслями и думать, как объяснить матери свое ночное отсутствие.

Глава 11

В вестибюле Ларри нашел негритянку с усталым лицом и узнал, что Элис Андервуд, кажется, сейчас проводит инвентаризацию на двадцать четвертом этаже. Он вошел в кабину лифта и поехал наверх, чувствуя, как другие люди настороженно поглядывают на его лоб. Рана больше не кровоточила, но кровь запеклась на коже неровным пятном.

Двадцать четвертый этаж занимала японская компания по производству фотоаппаратов. Ларри чуть ли не двадцать минут бродил по коридорам в поисках матери, чувствуя себя идиотом. В компании работали и уроженцы Запада, но большинство сотрудников составляли японцы, среди которых он, со своими шестью футами двумя дюймами, смотрелся не просто идиотом, а очень высоким идиотом. Маленькие мужчины и женщины с узкими глазами поглядывали на запекшуюся кровь на лбу и окровавленный рукав пиджака с выбивающей из колеи восточной вежливостью.

Наконец за огромным папоротником он нашел дверь с надписью: «УБОРКА И ОБСЛУЖИВАНИЕ». Повернул ручку. Дверь открылась, и Ларри заглянул внутрь. Увидел мать в мешковатой серой униформе, эластичных чулках и туфлях на резиновой подошве, с волосами, собранными в тугой пучок под черной сеточкой. Она стояла спиной к нему, держа в руке папку-планшет. Похоже, пересчитывала баллончики с чистящим спреем на одной из верхних полок.

Ларри разобрало внезапное, виноватое желание повернуться и убежать. Отправиться в гараж, расположенный в двух кварталах от ее квартиры, и забрать «зет». На хрен деньги, которые он заплатил за два месяца аренды. Сесть в машину и слинять. Куда? Все равно. В Бар-Харбор, штат Мэн. В Тампу, штат Флорида. В Солт-Лейк-Сити, штат Юта. Подойдет любое место, при условии, что его не видно из Нью-Йорка вообще и из этого пропахшего мылом чулана в частности. Он не знал, в чем причина – в ярком флуоресцентном свете или в ране на лбу, – но голова начала раскалываться от боли.

Хватит хныкать, чертов сосунок.

– Привет, мама, – поздоровался он.

Она чуть вздрогнула, но не повернулась.

– Ларри. Ты нашел дорогу в центр города.

– Само собой. – Он переминался с ноги на ногу. – Я хочу попросить у тебя прощения. Мне следовало позвонить вчера вечером…

– Да. Хорошая идея.

– Я остался у Бадди. Мы… ну… решили оторваться. Поехали в город.

– Я так и предположила. Или почти так. – Она пододвинула ногой табуретку, встала на нее и начала считать бутылки мастики для пола на самой верхней полке, чуть касаясь каждой кончиками большого и указательного пальцев правой руки. Ей пришлось тянуться, платье задралось, и чуть выше коричневых чулок Ларри увидел белые полоски ее целлюлитных бедер. Он отвел глаза, принявшись вспоминать, что случилось с третьим сыном Ноя, который посмотрел на отца, голого и пьяного старика на соломенном тюфяке. Бедолаге пришлось рубить дрова и черпать воду. Ему и всем его потомкам. «Потому-то нынче мы и имеем расовые бунты, сынок. Восславим Господа».

– Это все, что ты мне хотел сказать? – Она впервые посмотрела на него.

– Ну, я хотел объяснить, где был, и извиниться. Я поступил плохо, не позвонив тебе.

– Да, – кивнула она, – но за тобой всегда такое водилось, Ларри. Или ты думал, что я забыла?

Он вспыхнул:

– Мама, послушай…

– Ты весь в крови. Какая-то стриптизерша огрела тебя своими стрингами? – Мать отвернулась от него и, пересчитав до конца ряд бутылок на верхней полке, сделала пометку на листе, закрепленном на планшете. – Кто-то позаимствовал на прошлой неделе две банки с мастикой, – отметила она. – Повезло.

– Я пришел сказать, что прошу прощения! – крикнул Ларри. И в отличие от матери вздрогнул. Чуть-чуть.

– Да, ты уже говорил. Мистер Джогэн сожрет нас живьем, если эта чертова мастика не перестанет исчезать.

– Я не ввязывался в пьяную драку и не ходил в стрип-клуб. Ничего похожего. Просто… – Он запнулся.

Она обернулась, сардонически приподняв брови. Он очень хорошо помнил, как она это делала.

– Просто что?

– Ну… – Он не смог быстро придумать убедительную ложь. – Это была… ну… э… кулинарная лопатка.

– Кто-то спутал тебя с глазуньей? Ну и загул вы устроили с Бадди.

Он и забыл, как она умела выводить его на чистую воду всегда, и, наверное, собиралась заниматься этим до конца жизни.

– Это сделала девушка, мама. Швырнула в меня лопатку.

– Должно быть, у нее орлиный глаз. – Элис Андервуд вновь отвернулась от сына. – Эта треклятая Консуэла опять прячет бланки заявок. Не то чтобы от них был особый прок, мы никогда не получаем все, что нужно, но зато нам привозят много такого, чему я бы и под дулом пистолета не смогла найти применение.

– Мама, ты сильно сердишься на меня?

Руки ее неожиданно опустились, она ссутулилась.

– Не сердись на меня, – прошептал он. – Пожалуйста, не надо. Хорошо?

Она снова повернулась к нему, и он заметил, как неестественно блестят ее глаза… То есть, может, вполне естественно, но вовсе не из-за флуоресцентных ламп. И опять услышал, как специалистка по гигиене безапелляционно чеканит: Никакой ты не хороший парень. Ну почему он вообще приехал домой, если теперь так ведет себя по отношению к матери?.. И тут уж не важно, как она ведет себя по отношению к нему.

– Ларри, – ее голос был нежным, – Ларри, Ларри, Ларри.

На миг он подумал, что больше она ничего не скажет, даже позволил себе на это надеяться.

– Это все, на что ты способен: «Не сердись на меня, пожалуйста, мама, не сердись»? Я слушаю тебя по радио, и хотя мне не нравится песня, которую ты поешь, я горжусь тем, что ее поешь ты. Люди спрашивают меня, действительно ли это мой сын, и я отвечаю: да, это Ларри. Я говорю им, что ты всегда хорошо пел, и это правда, верно?