И совершенно хладнокровно де Гиш прочитал вслух строки письма, которые касались Лавальер.

– Теперь, – заявил де Гиш, – для меня совершенно ясно, что вы хотели потревожить покой Бражелона и что ваши слова были продиктованы злобой.

Де Вард огляделся кругом, чтобы увидеть, не найдет ли он в ком-нибудь поддержки. Но, приняв во внимание, что де Вард прямо или косвенно оскорбил Лавальер, которая являлась в настоящее время героиней дня, придворные отрицательно покачали головой, и де Вард ни в ком не встретил сочувствия.

– Господа, – сказал де Гиш, инстинктивно угадывая воодушевлявшее всех чувство, – наш спор с господином де Вардом касается таких щекотливых вопросов, что никому не следует слышать больше того, чем вы слышали. Поэтому я прошу вас позволить нам окончить этот разговор наедине, как подобает дворянам, когда один из них уличил другого во лжи.

– Господа, господа! – раздались возгласы.

– Разве вы находите, что я был не прав, защищая мадемуазель де Лавальер? – спросил де Гиш. – В таком случае я признаю свою ошибку и беру обратно все обидные слова, которые я мог сказать господину де Варду.

– Что вы! – отозвался де Сент-Эньян. – Мадемуазель де Лавальер – ангел!

– Воплощенная добродетель и целомудрие! – поддержал его Маникан.

– Вот видите, господин де Вард, – поклонился де Гиш, – не я один беру под свою защиту бедную девушку. Господа, вторично обращаюсь к вам с просьбой оставить нас наедине. Вы видите, что оба мы совершенно спокойны.

Придворные охотно разошлись. Молодые люди остались одни.

– Недурно разыграно, – сказал де Вард графу.

– Не правда ли? – спросил тот.

– Что делать, в провинции я покрылся ржавчиной, тогда как вы, граф, научились здесь как нельзя лучше владеть собой и привели меня в смущение; в женском обществе всегда приобретаешь что-нибудь. Примите же мои поздравления.

– Принимаю.

– И разрешите мне передать поздравления также принцессе.

– Теперь, дорогой мой де Вард, можете хоть кричать об этом.

– Не раздражайте меня!

– О, я вас не боюсь! Все знают, что вы злой человек. Если вы заговорите о принцессе, вас сочтут трусом, и принц сегодня же вечером прикажет повесить вас на своем окне. Говорите же, дорогой де Вард, говорите сколько угодно!

– Я побежден.

– Но еще не в такой степени, как вы заслуживаете.

– Я вижу, что вы с радостью положили бы меня на обе лопатки.

– И даже больше!

– Только вы выбрали неудачный момент, дорогой граф; после недавно сыгранной мной партии партия с вами мне не по силам. Я потерял слишком много крови в Булони; при малейшем усилии мои раны раскроются, и, право, ваша победа будет стоить вам очень дешево.

– Это правда, – согласился де Гиш, – хотя, появившись в нашем обществе, вы сделали вид, что совсем здоровы и что руки ваши действуют превосходно.

– Руки действуют, это верно; но ноги очень ослабели, и, кроме того, после этой проклятой дуэли я ни разу не брался за шпагу, вы же, бьюсь об заклад, фехтовали каждый день, чтобы игра не оказалась опасной для вас.

– Даю вам слово, сударь, – отвечал де Гиш, – что уже шесть месяцев, как я не упражнялся.

– Нет, граф, по зрелом размышлении я не стану драться, по крайней мере с вами. Подожду Бражелона, который, по вашему мнению, сердит на меня.

– Нет, вам не дождаться Бражелона! – вскричал де Гиш, выйдя из себя. – Ведь вы сами сказали, что Бражелон может задержаться в Лондоне, а тем временем ваш злобный ум успеет сделать свое дело.

– Однако у меня будет извинение. Берегитесь!

– Даю вам неделю на окончательное выздоровление.

– Это уже лучше. Через неделю посмотрим.

– Да, да, понимаю: в течение недели можно ускользнуть от врага. Нет, не согласен, не даю вам ни одного дня…

– Вы с ума сошли, сударь, – вскричал де Вард, попятившись.

– А вы бесчестны, если отказываетесь драться.

– Ну?

– Я доложу королю, что, оскорбив Лавальер, вы отказываетесь драться.

– О, да вы воплощенное коварство, господин честный человек!

– Опаснее всего коварство того, кто всегда ведет себя лояльно.

– В таком случае возвратите мне былую силу моих ног или велите сделать себе сильное кровопускание, чтобы уравнять наши шансы.

– Нет, я придумал нечто лучшее.

– Что именно?

– Мы будем драться верхом, на пистолетах. Каждому будет предоставлено право сделать три выстрела. Вы превосходно стреляете. Я знаю, что вы попадали в птицу, пустив лошадь галопом. Не отрицайте, я это видел!

– Думаю, что вы правы, – сказал де Вард, – в таком случае возможно, что я вас убью.

– Право, вы окажете мне услугу.

– Постараюсь.

– Значит, решено?

– Руку!

– Вот она… Но с одним условием.

– С каким?

– Дайте мне слово, что королю об этом не будет ничего известно.

– Клянусь вам.

– Иду за лошадью.

– Я тоже.

– Куда мы поедем?

– На поляну. Я знаю удобное место.

– Поедем вместе.

– Почему же нет?

И, направляясь к конюшне, враги прошли мимо слабо освещенных окон принцессы. За кружевными занавесками виднелась тень.

– Вот женщина, – улыбнулся де Вард, – которая даже не подозревает, что из-за нее мы идем на смерть.

XX. Поединок

Выбрав лошадей, де Вард и де Гиш собственноручно оседлали их.

У де Варда не было пистолетов, зато у де Гиша нашлось две пары. Он сходил за ними, зарядил и предоставил выбор де Варду. Де Вард выбрал те пистолеты, из которых он уже стрелял двадцать раз, те самые, из которых на глазах де Гиша он убивал на лету ласточек.

– Не удивляйтесь, – сказал он, – что я принимаю все предосторожности. Вы знаете свое оружие. Следовательно, я только уравниваю шансы.

– Совершенно напрасное замечание, – отвечал де Гиш, – никто не оспаривает вашего права.

– Теперь, – продолжал де Вард, – я попрошу вас помочь мне сесть на лошадь, потому что мне еще трудновато делать такие движения.

– В таком случае нам нужно драться стоя.

– Нет, сидя в седле, я чувствую себя прекрасно.

– Отлично, не будем больше говорить об этом.

И де Гиш помог де Варду сесть на лошадь.

– Однако, – заметил де Вард, – мы настолько увлеклись желанием уничтожить друг друга, что совершенно упустили из виду одно обстоятельство.