Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 4 | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ваше величество так любите принцессу, – заметила Луиза, – что будете часто навещать ее; а проходя через комнату, ваше величество…

– Ах, – нежно сказал король, понизив голос, – встречаться не значит только видеться, а для вас этого, кажется, достаточно.

Луиза ничего не ответила; у нее готов был вырваться вздох, но она подавила его.

– У вас большое самообладание, – произнес король.

Лавальер грустно улыбнулась.

– Употребите эту силу на любовь, – продолжал он, – и я буду благодарить бога за то, что он дал ее вам.

Лавальер промолчала и только посмотрела на короля. Людовик, точно обожженный этим взглядом, провел рукой по лицу и, пришпорив лошадь, ускакал вперед.

Откинувшись на спинку кареты и полузакрыв глаза, Лавальер любовалась красивым всадником с развевающимися от ветра перьями на шляпе. Бедняжка любила и упивалась своей любовью. Через несколько мгновений король вернулся.

– Своим молчанием вы терзаете меня. Вы, наверное, изменчивы, и вам ничего не стоит порвать добрые отношения… словом, я страшусь рождающейся во мне любви.

– Государь, вы ошибаетесь, – отвечала Лавальер, – если я полюблю, то на всю жизнь.

– Если полюбите! – надменно воскликнул король. – Значит, теперь вы не любите.

Она закрыла лицо руками.

– Вот видите, – сказал король, – я был прав, вы изменчивы, капризны, может быть, кокетка. Ах боже мой, боже мой!

– О нет, успокойтесь, государь; нет, нет, нет!..

– И вы можете обещать, что никогда не изменитесь по отношению ко мне?

– Никогда, государь!

– И никогда не будете жестокой?

– Нет, нет!

– Хорошо; вы знаете, я люблю обещания, люблю охранять клятвой все, что трогает мое сердце. Обещайте мне или лучше поклянитесь, что если когда-нибудь в предстоящей жизни, полной жертв, тайн, горестей, препятствий и недоразумений, мы провинимся чем-нибудь друг перед другом, будем не правы, – поклянитесь мне, Луиза…

Лавальер вся затрепетала; в первый раз слышала она свое имя из уст короля.

Людовик же, сняв перчатку, протянул руку в карету.

– Поклянитесь, – продолжал он, – что, поссорившись, мы непременно будем искать к вечеру примирения, приложим старания, чтобы свидание или письмо, если мы будем далеко друг от друга, принесло нам утешение и успокоение.

Лавальер схватила своими похолодевшими пальцами горевшую руку влюбленного короля и нежно пожала ее; это рукопожатие было прервано движением лошади Людовика, испугавшейся вращавшегося колеса.

Лавальер поклялась.

– Теперь, государь, – попросила она, – вернитесь к королеве; я чувствую, что там собирается гроза и мне она несет несчастья и беды.

Людовик повиновался, поклонился Монтале и пустил лошадь вдогонку за каретой королев. В одной из карет он увидел заснувшего принца.

Но принцесса не спала, и когда король проезжал мимо, она обратилась к нему:

– Какая чудесная лошадь, государь!.. Да ведь это гнедой конь принца!

А молодая королева спросила только:

– Ну что, вам лучше, дорогой государь?

XXX. Триумфеминат

[3]

Приехав в Париж, король отправился в совет и часть дня работал. Молодая королева осталась с Анной Австрийской и по уходе короля разрыдалась.

– Ах, матушка, – сказала она, – король больше меня не любит. Что будет со мной, боже праведный?

– Муж всегда любит такую жену, как вы, – отвечала Анна Австрийская.

– Может наступить время, матушка, когда он полюбит другую.

– Что вы называете любить?

– Ах, всегда думать о ком-нибудь, всегда искать встречи с этим лицом!

– А разве вы заметили у короля что-нибудь подобное? – спросила Анна Австрийская.

– Нет, сударыня, – неуверенно молвила молодая королева.

– Вот видите, Мария!

– А между тем, дорогая матушка, согласитесь, что король пренебрегает мною.

– Король, дочь моя, принадлежит всему королевству.

– Вот почему он не принадлежит мне; вот почему и меня, как многих королев, король бросит, забудет, и любовь, слава, почести станут уделом других. Ах, матушка, король так красив! Многие женщины будут признаваться ему в любви, многие будут любить его!

– Женщины редко любят в короле мужчину. Но если бы это случилось, в чем я сомневаюсь, пожелайте, Мария, чтобы эти женщины действительно любили вашего мужа. Во-первых, самоотверженная любовь женщины быстро надоедает мужчине, во-вторых, полюбив, женщина теряет всякую власть над мужчиной, от которого она не добивается ни могущества, ни богатства, а только любви. Итак, пожелайте, чтобы король любил как можно меньше, а его избранница как можно больше.

– Ах, матушка, беззаветная любовь заключает в себе огромную силу.

– А вы говорите, что вы покинуты!

– Это правда, я говорю глупости… Но одного, однако, я не могла бы вынести.

– Чего именно?

– Счастливого выбора, новой семьи, которую он нашел бы у другой женщин. О, если я когда-нибудь узнаю, что у короля есть дети… я умру!

– Мария! Мария! – улыбнулась в ответ королева-мать и взяла за руку молодую женщину. – Запомните то, что я вам скажу, и пусть мои слова всегда будут служить вам утешением: у короля не может быть наследника без вас, у вас же он может быть без короля.

И с этими словами Анна Австрийская громко расхохоталась, покинула свою невестку и пошла навстречу принцессе, о приходе которой в эту минуту доложил паж.

Лицо у принцессы было озабоченное, как у человека, что-то затеявшего.

– Я пришла узнать, – начала она, – не утомило ли ваши величества наше путешествие?

– Нисколько, – отвечала королева-мать.

– Немного, – проговорила Мария-Терезия.

– А я очень обеспокоена.

– Чем? – взглянула на нее Анна Австрийская.

– Король, наверное, устал от верховой езды.

– Нет, ему было полезно прокатиться верхом.

– Я сама посоветовала ему, – сказала, побледнев, Мария-Терезия.

Принцесса ничего не отвечала, а только улыбнулась одной из свойственных ей улыбок, при которой все лицо ее оставалось неподвижным и только губы кривились. Она тотчас же переменила тему разговора: