– Ах, когда б вы позволили мне действовать в соответствии с моим замыслом, – вздохнул д’Артаньян, – уж заставил бы я короля погоняться за вами!
– Но ведь он все же король, друг мой.
– О, это для меня безразлично, и хотя он король, я бы преспокойно сказал ему: «Заточайте, изгоняйте, истребляйте, ваше величество, все и вся во Франции и в целой Европе! Вы можете приказать мне арестовать и пронзить кинжалом кого вам будет угодно, будь то сам принц, ваш брат! Но ни в коем случае не прикасайтесь ни к одному из четырех мушкетеров, или, черт подери…»
– Милый друг, – ответил спокойно Атос, – я хотел бы убедить вас в одной-единственной вещи, а именно в том, что я желаю быть арестованным и что я больше всего дорожу этим арестом.
Д’Артаньян пожал плечами.
– Да, это так, – продолжал Атос. – Если б вы отпустили меня, я бы добровольно явился в тюрьму. Я хочу доказать этому юнцу, ослепленному блеском своей короны, я хочу доказать ему, что он может быть первым среди людей только при том условии, что будет самым великодушным и самым мудрым из них. Он налагает на меня наказание, отправляет в тюрьму, он обрекает меня на пытку, ну что ж! Он злоупотребляет своею властью, и я хочу заставить его узнать, что такое угрызения совести, пока господь не явит ему, что такое возмездие.
– Друг мой, – ответил на эти слова д’Артаньян, – я слишком хорошо знаю, что если вы произнесли «нет», значит – нет. Я более не настаиваю. Вы хотите ехать в Бастилию?
– Да, хочу.
– Поедем! В Бастилию! – крикнул д’Артаньян кучеру.
И, откинувшись на подушки кареты, он стал яростно кусать ус, что всегда означало, как было известно Атосу, что он уже принял решение или оно в нем только рождается. В карете, которая продолжала равномерно катиться, не ускоряя и не замедляя движения, воцарилось молчание. Атос взял мушкетера за руку и спросил:
– Вы сердитесь на меня, д’Артаньян?
– Я? Чего же мне сердиться? Все, что вы делаете из героизма, я сделал бы из упрямства.
– Но вы согласны со мной, вы согласны, что бог отомстит за меня, разве не так, д’Артаньян?
– И я знаю людей на земле, которые охотно ему в этом помогут, – добавил капитан мушкетеров.
Карета подкатила к первым воротам Бастилии. Часовой велел кучеру остановить лошадей, но нескольких слов д’Ар-таньяна было достаточно, чтобы ее пропустили в крепость.
И пока ехали по широкой сводчатой галерее, ведшей во двор коменданта, д’Артаньян, рысьи глаза которого видели решительно все, и даже сквозь стены, неожиданно вскрикнул:
– Что я вижу, однако!
– Что же вы видите, друг мой? – невозмутимо спросил Атос.
– Посмотрите в том направлении.
– Во двор?
– Да, и поскорее.
– Ну что ж, там карета, и в ней привезли, надо думать, такого же несчастного арестанта, как я.
– Это было бы чрезвычайно забавно.
– Вы говорите загадками, дорогой друг.
– Поспешите взглянуть еще раз, чтобы увидеть, кто выйдет из этой кареты.
Именно в это мгновение второй часовой снова остановил д’Артаньяна, и, пока выполнялись формальности, Атос имел возможность разглядеть на расстоянии ста шагов человека, на которого ему указывал капитан мушкетеров.
Этот человек выходил из кареты у самых дверей управления коменданта.
– Ну, – торопил д’Артаньян, – вы его видите?
– Да, это человек в сером платье.
– Что же вы скажете по этому поводу?
– То, что я знаю о нем не слишком уж много; повторяю, это человек в сером платье, покидающий в данную минуту карету, вот и все.
– Я готов биться об заклад! Это – он.
– Кто же?
– Арамис.
– Арамис арестован? Немыслимо!
– Я вовсе не утверждаю, что он арестован; ведь он один, никто не сопровождает его, и к тому же он приехал на своих лошадях.
– В таком случае что он тут делает?
– О, он коротко знаком с господином Безмо, комендантом Бастилии, – сказал д’Артаньян, и в тоне его почувствовалась досада. – Черт подери, мы приехали в самое время.
– Почему?
– Чтобы встретиться с ним.
– Что до меня, то я весьма сожалею об этом. Во-первых, потому, что Арамис огорчится, увидав меня при таких обстоятельствах, и, во-вторых, его огорчит, что мы увидели его здесь.
– Ваше рассуждение безупречно.
– К несчастью, когда встречаешься с кем-нибудь в этой крепости, отступить невозможно, сколько бы ты ни желал избегнуть свидания.
– Послушайте, Атос, мне пришла в голову мысль: нужно избавить Арамиса от огорчения, о котором вы только что говорили.
– Но как это сделать?
– Я вам сейчас расскажу… а впрочем, предоставьте мне объяснить ему наше посещение крепости на мой собственный лад; я отнюдь не побуждаю вас лгать, для вас это было бы невыполнимо.
– Но что же я должен сделать?
– Знаете что, я буду лгать за двоих; с характером и повадками уроженца Гаскони это не так уж трудно.
Атос рассмеялся. Карета остановилась у того же подъезда, где и карета, доставившая Арамиса, то есть, как мы уже указали, у порога управления коменданта.
– Итак, решено? – вполголоса спросил д’Артаньян, обращаясь к Атосу.
Атос выразил свое согласие кивком головы. Они стали подниматься по лестнице. Если кого-нибудь удивит, что д’Артаньян и Атос с такою легкостью проникли в Бастилию, то мы посоветуем такому читателю вспомнить, что при въезде, то есть у наиболее тщательно охраняемых крепостных ворот, д’Артаньян сказал часовому, что привез государственного преступника, тогда как у третьих ворот, то есть уже во внутреннем дворе крепости, он ограничился тем, что небрежно бросил: «К господину Безмо».
И часовой тотчас же пропустил их к Безмо. Спустя несколько минут они оказались в комендантской столовой, и первым, кто попался на глаза д’Артаньяну, был Арамис, сидевший рядом с Безмо и дожидавшийся обеда, лакомый запах которого распространялся по всей квартире.
Если д’Артаньян притворился, что изумлен этой встречей, то Арамису не было надобности изображать изумление: оно было искренним. При виде обоих друзей он вздрогнул и явственно выдал свое волнение.
Атос и д’Артаньян между тем принялись как ни в чем не бывало здороваться с хозяином и Арамисом, и Безмо, удивленный и озадаченный присутствием этих трех гостей, начал всячески обхаживать их.
– По какому случаю? – спросил Арамис.
– С тем же вопросом и мы обращаемся к вам, – ответил ему д’Артаньян.