Значит, погоня меня снова настигла. Значит, снова бежать?
Я была настолько выбита из седла, что прекратила выступать, наспех разгримировалась в прицепе и оставила своих друзей в полном недоумении.
Надо бы спрятаться, лечь на дно… но бес тревоги гнал меня в толпу, к людям, и ближе к полночи я оказалась в модном клубе недалеко от Вацлавской площади, в подвальчике с баром, где собиралась театральная публика. Последней каплей в заговоре судьбы стала пепельница, которую поставил на мой столик официант — она была сделана в виде собачей морды с острыми ушами и раскрытой пастью! и пепел следовало стряхивать в зубастую глотку.
Собака была исполнена с явным юмором, но мне было не до смеха.
— Почему вы боитесь черных собак? Так в мою жизнь вошел Марс.
Незнакомец был обаятельно наглым и хорош той мужской красотой, которую я ценила — ни капли слащавости, длинных ресниц и еще когда — пальцы веером! Зато броская злобность и что-то зверское в движениях тела. Или шпион, или бандит.
Как видите, больше всего я презираю пресность.
Он говорил по-французски. Но с русским акцентом. Я напряглась.
— He люблю когда со мной знакомятся в кабаках.
— Я не знакомлюсь, я спасаю вас, Элиза, — это было уже сказано по-русски.
— Вы ошиблись! — я вскочила из-за столика.
— Сядьте, — он властно вернул меня на место, — не привлекайте лишнего внимания. Видите вон ту парочку? Да не вертите так головой. Сделайте вид, что ищете официанта. Слева…
Черт возьми! Там, в углу сидела та самая моложавая незнакомка с лицом тетушки, а рядом чернел африканец в леопардовой шапочке, в диких зеркальных очках для пляжа.
— Я подслушал их разговор. Они говорили о вас. Черный вертел вашу фотокарточку в клоунском гриме. Он вроде сомневался. А дама напирала: это она, она, Элайза! Тогда негритос пошутил: за труп по ошибке — не заплатят ни цента… Вам угрожает опасность.
— Но почему? — я была в такой панике, что доверилась первому встречному.
— Не бойтесь, Элиза. Теперь у вас есть я.
Три года я была клоунессой Катей Куку и отвыкла от своего имени настолько, что оно вызывало ужас.
— Кто вы? И почему я должна доверять вам?
— Я, — он рассмеялся смехом сильного человека, — Я — Синяя Борода, убиваю всех своих жен.
Он держал себя так, словно знал о моей фее — книжечке Перро.
— Мне сейчас не до шуток.
— Простите. Предлагаю перейти от обороны к наступлению.
— В каком смысле
— Эта пара живет в том же отеле, что и я — «Европа». Это здесь рядом. Г0 минут. Предлагаю заглянуть к ним в номер и узнать, кто они и чего от вас хотят.
Марс стал злым гением моей жизни.
Он был так убедителен, а я так нуждалась в защите. Словом, ухватилась за него, как утопающий за соломинку, дура.
Мы вышли из клуба. Часы показывали первый час ночи. Я была на роликовых коньках… катиться по паркету, каким выложена вся Вацлавская площадь — одно удовольствие, но в тот час я была в полном смятении: красавец-зверь бежал рядом легкой рысцой и мне нравилась его свобода от условностей. Редкие прохожие косились на нас не без удивления. Все чехи — картоши. А мы были экзотическими фруктами. От моего рыцаря — ого, как я быстро клюнула на его опасный шарм! — пахло потом, железом, лосьоном и порохом. Я чувствовала, что он вооружен. А у мужчины должно быть оружие, и всегда при себе.
Странно. Я была знакома с ним всего полчаса. Не знала даже имени, однако прониклась к нему безграничным доверием, доверием жертвы. И тут же открыла в себе неизвестную черту — доверие меня возбуждало.
— Они живут вместе? — сорвалось с языка.
— Нет. Но их номера рядом.
Перед отелем я сняла ролики и шла босиком. Гладкие плиты приятно холодили подошвы ног. Швейцар у входа в отель был нем, как рыба — мой спутник внушил ему раболепие. Я же втайне рассчитывала на скандальчик: мадемуазель, босиком нельзя! Мне хотелось понаблюдать, как выкрутится мой оруженосец; словом, я влюблялась буквально на глазах. И с радостью понимала это. Даже страх прошел.
Мы поднялись на третий этаж. Отель был из самых шикарных — роскошь палила в глаза из всех углов. Он легко проник в чужой номер — только сверкнуло что-то в руках.
— Вы вор?
— Да нет же. Я — Синяя.борода. У меня ключи от всех дверей мира, — и включил свет.
Я обомлела: на круглом столике у дивана стояла моя заветная драгоценная сумочка! Сумочка покойницы Фе-лицаты из крокодиловой кожи.
Я чуть не вскрикнула.
— В чем дело, Элиза?
— Это моя сумочка! — я открыла позолоченную защелку, — все на месте: мой револьвер, моя книжечка сказок, мешочек из парчи с духами, заветное зеркальцо… только подкладка была вспорота и оттуда торчал уголок неизвестного письма!
— Ого! — блеск револьвера его ослепил, он понимал толк в оружии, — эта собачка умеет кусаться.
— Они сперли ее, гады! — я захлопнула сумочку и прижала к груди. Мои ролики висели на плече.
— Откуда?
— Это секрет.
Я прятала ее в коробке из под обуви, которую среди других коробок и прочего хлама держала в кладовке нашей квартиры на Градчанах, которую снимала наша маленькая труппа. Там у меня была отдельная комната.
— Во всяком случае туда, где она была, не стоит возвращаться, — он склонился над телевизором и включил видеоплеер с кассетой: по экрану промчались световые волны и вдруг появилось мое лицо… я на Старой площади выхожу из кафе… я в гриме выступаю перед публикой, иду по проволоке… одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что слежка велась уже больше месяца и я ничего не заподозрила!., а это что?., я моюсь в душе квартирки на Градчанах! там было тесно как в пенале, локти елозили по стенкам и все же какой-то паразит сумел снять меня во всех смачных подробностях…
Я кинулась к видеоплееру и давнула на «стоп».
— На самом интересном месте, — он издал вздох разочарования.
— Имейте в виду, я девственница!
— Предают только свои. Это сделал кто-то из ваших дружков.
— Глупости! — но я сразу поверила Марсу.
Снова и снова я убеждаюсь в том, что никому нельзя доверять. В этом собачьем мире друзей нет!
Но почему же я поверила Марсу? Очень просто — я влюбилась, потеряла голову и была жестоко наказана.
Между тем, он многозначительно вертел передо мной детскую куклу, только тут я обратила внимание, что в номере разбросаны детские игрушки: еще одна кукла сидела в кресле, на подоконнике стоял кукольный домик. Носком ботинка мой спутник выкатил из под кресла яркий резиновый шарик красного цвета. Берегись!
Тсс, тихо… он осторожно открыл дверь в ванную комнату и поманил меня пальцем. Я не хотела туда идти, не хотела смотреть туда, куда устремился его взор… но уже не могла устоять перед шармом марсовой властности. Боже мой! Я сразу узнала ее: в ванной, полной до краев воды, полуутонув, на спине спала девочка в розовых трусиках. Это была русская девочка Верочка Веревкина, моя подружка по интернату для сирот! Моя любимая подружка-лунатик. Наши койки стояли рядом в огромном холодном дортуаре. Прошло столько лет, но она почти не изменилась! Ей было все те же девять-десять лет! В страхе я принялась себя убеждать в том, что ошиблась — это не она. Такого не может быть. Но это была она. Мы так дружили тогда. Сколько раз прятались вместе под одеялом от холода зимы, злобы луны и ненависти взрослых. Я узнавала эти жидкие светлые волосы, прикушенные губы, веснушки на носу и руках. Она чуть-чуть выросла — на полгода, на год — но я то знала, сколько ей лет на самом деле.