— Вот если нас Андреич застукает. — шептал Никитос, зашнуровывая кроссовки.

Никто не ответил, потому что понимали — случится страшное. Непонятно что, но что-то разрушительное.

Пока добрели до тайника, Витька успел уже дважды туда наведаться. Разобрали банки. Отхлебнули (Владик по-прежнему твёрдо отказывался). Постояли и стали замерзать.

— А пошли на берег! — предложил Витька.

Пошли. Просто чтобы хоть куда-то идти. Было немного обидно: ну вот, вырвались на свободу — а чего с ней делать? По пути вспомнили о пневматическом пистолете, постреляли по соснам. Не прикольно.

Дошли до берега. Он оказался крутым и обрывистым, так что к реке спускаться не рискнули. Допили пиво. Радомский достал из кармана пакетик петард, повертел в руках, вздохнул, спрятал.

Лопух вкусно, с хрустом, зевнул. Все почувствовали себя дураками.

— Свобода… — раздражённо буркнул Кирюха.

Девочки

Разбудила нас Милка. Она ввалилась в палатку среди ночи, спотыкаясь и ругаясь.

Мы вскочили.

— Чуть не проспали! — зашипела Полина. — Пошли пацанов мазать!

Милка пробурчала что-то неразборчивое и свалилась спать, а мы, путаясь в пологе палатки, выползли наружу.

Было зябко. Палатки пацанов оказались пустыми. Мы немножко потолклись рядом с ними, обдумывая, что делать.

Решили идти на берег озера и устроить там шабаш. И какого же было наше изумление, когда выяснилось, что место занято! На берегу сидели пацаны.

— Йо-хо!!! — заорала Поля.

— Ты что, дура, классную разбудишь! — зацыкали на неё со всех сторон.

— Мы свободны, давайте веселиться! — зашипела Поля.

— Давайте! — прошептали ей в ответ.

И продолжили сидеть с кислым видом.

Все

— Так что делать будем? — спросила Таня. — Может, в бутылочку поиграем?

И с надеждой посмотрела на Никитоса. Но Никитос был так увлечён разговором с Лерой, что никак не отреагировал.

— Похоже, у нас в классе новый роман, — съязвила Полина.

Лера и Никитос засмеялись над какой-то своей, личной шуткой. Отсмеявшись, продолжили разговор.

— Да они вообще ничего кроме друг друга вторые сутки не замечают! — возмутилась Таня и рявкнула: — Никитос!

— А? — отозвался Никита.

— Кто здесь? — захихикал кто-то из пацанов.

— Слушайте, да что вы пристали, дайте поговорить с человеком! — возмутился Никита.

У Полины задрожали губы.

— Свинья ты, Препяхин! — заявила она громко. — Лучше б я в Вильнюс поехала! Главное, сам же мне писал, что…

Полина осеклась на полуслове, а Никита внезапно завёлся.

— Как вы все достали! — заявил он. — Как вы достали, если б вы только знали! В кои-то веки я могу просто поговорить с девчонкой. Просто поговорить! Она не строит глазки, не лезет целоваться и не пытается из меня вытянуть признания в любви! Я не хочу никого любить, слышите! Достало!!!

— Что-о-о? — взревела Полина. — Да ты сам! Да ты… Ты…

А дальше всё вокруг взорвалось. Похоже, у каждого накопилось за год много того, что хотелось сказать друг другу…

Никита, отмахиваясь от Полины, орал на Таню, которая заявилась в кино на таких каблучищах, что на полголовы возвышалась над ним. А с другой стороны на неё наседала Маша:

— Ты чего ржала на спектакле? Я думала, нас в милицию заберут!

Таня вертела головой, не зная, кому отвечать.

Кирилл тряс Лопуха за отвороты куртки и повторял:

— Я на Новый год победил! В конкурсе с яблоком я победил, ты понял?!

Витька, сжав кулаки, наседал на Радомского:

— Ты специально Никитоса в спину мочил! Урод!

Ксюша вдруг ни с того ни с сего зашипела на Иришу:

— Тебе хорошо! Ты отличница! Чемпионка! Ты у нас звезда, у тебя всё всегда получается!

Ириша только растерянно лепетала:

— Что? Я не понимаю, о чём ты!

Владик попытался всех успокоить:

— Ну что вы? Давайте не ругаться!

Но тут же получил от Киреева за тот случай на 8 Марта, когда никто из пацанов не поздравил, только этот шестёрка.

Таня наконец пришла в себя и возмущённо кричала и Никитосу, и Маше, и почему-то Лере:

— Да что вы ко мне пристали! Вы бы лучше на Милочку Кислицыну поорали! Вот кто цаца…

Вдруг на берегу на секунду стало тихо, все одновременно набрали воздуха, чтобы продолжить ругань… но вдруг услышали:

— Ой… рассвет…

Милка растерянно стояла на самом краю обрыва и показывала перед собой.

Небо на востоке уже давно было розовым, но именно сейчас на горизонте набухла большая красная капля — как берёзовая почка или бутон странной огненной розы. Все застыли с открытыми ртами. Почему-то было очень важно не пропустить момент, когда почка-бутон раскроется. И делать это нужно было молча.

Солнце вставало уверенно и неторопливо, было понятно, что оно взойдёт несмотря ни на что. Можно было продолжать ругаться, или умереть, или разом прыгнуть с обрыва, или спеть какой-нибудь гимн — солнце всё равно встало бы.

Именно поэтому никто не ругался, не умирал, не прыгал и не пел. Просто стояли и потихоньку выдыхали воздух, набранный в лёгкие для крика.

Солнце вставало.

Никто не шевелился.

А потом на него стало больно смотреть, и все стали отводить глаза в сторону, стараясь не наткнуться взглядом друг на друга.

Долговязый Кирилл отпустил куртку Лопуха, которую он, оказывается, продолжал всё это время сжимать. Смутился и расправил Лопуху воротник. Пухлый Лопух смутился ещё больше, и его оттопыренные уши горели ярче рассвета.

Никитос, попросив взглядом прощения у Леры, набросил куртку на плечи Полины. Полина, маленькая и хрупкая даже на фоне худощавого Никиты, сделала полшага и оказалась совсем рядом с ним. Никита обнял её за плечи — и никто не засмеялся.

Рыжеволосая толстушка Ксюша испуганно смотрела на Иришу, которая тихонько плакала и улыбалась одновременно. Таня сунула Ирише платок, та благодарно кивнула и принялась вытирать лицо.

Белобрысый красавчик Радомский и кругленький Витька упорно смотрели в разные стороны, но не отходили друг от друга.