Ни машин, ни людей, ни гула большого города, ни звука далекого поезда – тишина, словно она где-то в другой жизни.
Совсем в другой, далекой жизни жила маленькая девочка Маша, влюбленная в соседа восторженной, неподдельной, неконтролируемой девчоночьей любовью.
Он сказал: «Прыгнешь с того камня, возьму тебя с собой». И она, не раздумывая ни мгновения, пошла прыгать! А когда прыгнула, он поймал ее в воде под попку в последний момент, не дав удариться о подводные камни, и выволок на берег, и так орал на нее! Так орал!
А Машка никак не могла понять – за что? Она же все сделала правильно – и прыгнула, и не побоялась!
Он кричал, отчитывая ее, и его желтые тигриные глаза сузились, ноздри раздувались, и от крика напрягались жилы на шее. А когда до нее дошло, за что именно он ее ругает, то она перепугалась ужасно, разревелась, а он ее утешал.
Маленькой Машке он казался… не сравнимым ни с кем, все мужчины и мальчишки даже рядом с ним не стояли!
Рыцарь! Бог! Рас-кра-са-вец!
И старше ее на шесть лет!
Пропасть.
Маленькая Машка все считала и прикидывала: когда ей будет шестнадцать, а ему тогда исполнится двадцать два – это уже не пропасть или еще пропасть?
И смотрела на него во все глазешки! Он был высокий, сильный, загоревший, русые непослушные жесткие волосы, выгоравшие за лето, и глаза…
Как у тигра! Машка видела тигра в зоопарке и заглядывала ему в глаза под перепуганный крик папы. И были тигриные глаза точь-в-точь как у ее любимого.
Золотистые, с темными пятнышками – не карими, а более темными, как вкрапления золота другой пробы. И он их щурил, когда злился, или решал что-то важное, или собирался драться.
Щурил, как к прыжку готовился. Вот какой он был!
И она любила его до замирания своего маленького сердчишки, до наваждения.
А звали его Дмитрий Победный.
«Интересно, кто он сейчас?» – подумала Мария Владимировна, потягивая холодное вино.
Последний раз она его видела, когда ей было шестнадцать лет – те самые, которые маленькая Машка оставляла под сомнением – пропасть это еще или нет. Для шестнадцатилетней Машки этот вопрос не стоял – она твердо знала, что теперь она без намека на какие-либо сомнения ему подходит! Но возникло одно убойное обстоятельство – Дима собирался жениться!
И Машка страдала ужасно!
И рыдала, исходя слезами, что, впрочем, никоим образом не повлияло на ее решимость завоевать любимого.
Подума-а-ешь, женится! Не сегодня же, а через три дня! Вот увидит ее, Марию, и передумает на чужих девушках жениться!
Маша потрясла головой, стараясь прогнать непрошеные воспоминания, выскочившие из ее сна, да так и не отпускавшие, затягивавшие все глубже и глубже.
Восемнадцать лет прошло! И каких лет! Что вспоминать девчоночьи влюбленности.
И все же интересно, каким он стал?
Он был морским офицером, с отличием закончившим училище, как сложилась его судьба?
Как бы ни сложилась, одно она знала твердо – ни сдаться, ни сломаться и покориться обстоятельствам или невезухе или попасть под пресс раздавливающей, кромсающей анархии неокапитализма в стране Дмитрий не мог!
Чем бы он ни занимался в данный момент и кем бы ни стал в этой новой жизни, он не мог быть проигравшим ни на каком уровне, даже если он работает простым автослесарем на станции техобслуживания.
Убить могли.
Победить – вряд ли!
Машка поежилась. От мысли, что Диму вполне реально могли убить, по телу пробежали холодные мурашки.
Холодей не холодей, а данный товарищ из тех, кто если что решил, то пер к своей цели, и остановить его можно было, только пристрелив.
А народу полегло в России в штормовых девяностых… как в небольшой локальной войне. Или в большой.
Маленькая двенадцатилетняя Машка чувствовала, понимала его характер, может, потому и выбрала его объектом своей большой любви.
– Да к черту, Маша! – возмутилась она, потревожив рассветную тишину. – Что ты вдруг вспомнила? Сто лет не вспоминала, запрещала себе и забыть забыла, а тут на тебе!
Прав был Кирилл Павлович, когда отправлял ее в отпуск отдыхать.
Вообще-то он не был ее непосредственным начальником, а вышестоящим, но у Машки с непосредственным начальством – как бы это помягче определить?.. – война не война, а противостояние негласное. После Машкиной защиты докторской он ей один на один в кабинете сказал:
– То, что ты, Мария Владимировна, защитилась, считай невероятной удачей. Повезло тебе. Я слышал, ты на звание метишь? Забудь! И не думай! Ты не одна здесь работаешь, есть и другие, более достойные. Надеюсь, ты поняла.
– Я поняла, – кивнула Машка.
И в этот же день подала все необходимые документы и бумаги для выдвижения на профессорское звание.
Так что рабочие вопросы она старалась решать с Кириллом Павловичем, невзирая на то что это не принято и в их среде считается невозможным, неприличным.
Ай, да наплевать! Вы будете мне вредить, а от меня требовать, чтобы я вам улыбалась и ножкой шаркала!
Она сопротивлялась – какой отпуск? Лето. Полевые работы. Раскопки.
С тринадцати лет, когда она попала первый раз на археологические раскопки, Машка ни разу не пропустила ни одного сезона.
– Мария! – отчитывал Кирилл Павлович. – Я приказываю! В отпуск, и никаких полей! Сколько можно!
– А на Азове такое интересное… – доказывала Машка.
– Нет! Ты вон дошла совсем – зеленая, худая и калифорнийский загар растеряла! Сполз он с тебя от усталости! Ученый обязан отдыхать, иначе у него мозги коростой покрываются, и он перестает видеть с той ясностью, которая необходима. Ты в отпуске нормальном не была двенадцать лет! Я понимаю прекрасно – и азарт, интерес, я, знаешь ли, в некоторой степени тоже ученый. Ты мне нужна к сентябрю здоровая, загоревшая. С горящими глазами.
– Да я понятия не имею, как отдыхают, Кирилл Павлович! – ныла Машка.
– Вот и научишься! Все, это приказ, и обсуждению не подлежит! Давай мотай из Москвы в Турцию, в Грецию или там в Египет.
– Нет, в жару и к морю не хочу! Больше месяца как приехала, а мне все солнце припекает.
– Еще лучше. В санаторий, дом отдыха или пансионат какой в глубинке, чтоб от раскопок твоих подальше, а то знаю я тебя – мотанешь в поля, и все дела!
Машка пригорюнилась – куда она сейчас поедет? Да не достать вот так сразу путевку в середине лета в хороший дом отдыха, а в плохой или средний ей не хотелось.
– Ну, не печалься, – убрал начальственный металл из голоса Кирилл Павлович, поняв, что добился своего, – компьютер у тебя с собой, ты со своей группой все время на связи, если что уникальное раскопают, так и быть, можешь поехать. Но это вряд ли, денег нынче мало, работы то и дело останавливают, так что нечего тебе там торчать.