Царапнулась – и тут же свернулась стыдливым комочком. При чем тут сын, если по большому счету?
– Ладно, Варь, договорились, подменю я тебя. Выходи утром, а вечером решай дела со своим Никитиным и его родителями. Желаю тебе успеха, Варь. Только, знаешь, я старику Венедиктову из восьмой палаты обещала домашних котлет к обеду принести…
– Да без проблем, Лиз! Принесу я котлет Венедиктову! Хотя, если честно, вообще не понимаю твоего высокого альтруизма… Дался тебе этот Венедиктов! У нас же больница все-таки, а не санаторий! Пусть ему родственники к обеду домашние котлетки носят!
– У него нет родственников, Варь. Вернее, есть, но почему-то не приходят.
– А это что, наши проблемы? И вообще, я их где-то понимаю… Он такой вредный, этот Венедиктов! Надо было сначала с детьми хорошие отношения выстраивать, а потом уж на операционный стол попадать! Все в нашей жизни посылается бумерангом, Лиз!
– Не знаю, Варь, может быть. Но это уже их бумеранги, не наши. Мы не можем быть третейскими судьями в этом процессе.
– Ой, все, завелась… Ладно, сказала же, будут завтра к обеду у Венедиктова домашние котлеты. А ты давай, продолжай в том же духе. Скоро, глядишь, он у тебя зайца в шоколаде попросит…
– Чего? – тихо рассмеялась она в трубку.
– Зайца в шоколаде. Это я вчера по телевизору видела, как для итальянских аристократов зайца в шоколаде готовят.
– Ну, я думаю, до зайца дело не дойдет. Тем более в шоколаде.
– Смеешься, да? Ну, смейся, смейся… Наивная ты, Лиза, ей-богу… Наивная и странная. И вообще… Со стороны получается, будто ты выпячиваешься со своим показательным милосердием, потому и раздражаешь многих, вот что я тебе по секрету скажу. Учти на будущее. Вон, Коновалова давно уже на тебя зуб точит. А она та еще стерва.
– Марина Петровна Коновалова очень хороший хирург, Варя.
– А я разве что говорю? Конечно, хороший. Но все равно – стерва. Ладно, заболталась я с тобой… Вон, звонок на мобильный от Никитина пропустила. Все, пока, Лиз!
– Пока, Варь! Удачи тебе…
Положила трубку, сунулась в сумку за мобильником, глянула на экран – ого, сколько непринятых вызовов! Так, эти от Вари… О, а вот Машкин! И Женин! Да, Варя права, нельзя быть такой рассеянной. Весь день беспокоилась о девчонках, как они там, в дороге, а телефонных звонков не услышала.
Трубка, словно вняв ее раскаянию, задребезжала в руке сигналом вызова. Ага, Женя…
– Теть Лиз, добрый вечер! Не беспокойтесь, у нас все хорошо, Машка на верхней полке спит… А я сижу, в окно смотрю, злостью маюсь.
– Почему, Жень?
– И вы еще спрашиваете, почему! Не удался наш план-то, теть Лиз…
– Это ты о бабушке, что ли?
– Ну да. Все-таки вызвала к себе папу, не утерпела. Конечно, разве она упустит такой случай! Теперь получается, что я плохая кругом, слова своего не сдержала. Мама уже мне звонила, ругалась. Прямо хоть обратно возвращайся с полдороги…
– Я думаю, не стоит, Женечка. Все равно ситуацию в обратную сторону не повернешь. Пусть уж будет, как есть. Мне так кажется, по крайней мере…
– Ладно, теть Лиз. И правда смешно будет, если я вернусь. Сначала переполошила всех, а потом… Ладно. И еще, теть Лиз… Если уж папа все равно приехал, вы больше к ней не ходите. Чего вам-то маяться.
– Но как же… Нет, что ты, Женечка… Я же обещала… Да и уколы надо… Диклофенак, витамины… Нет, что ты, я Ангелине Макаровне обещала, нехорошо…
– Да обойдется Ангелина Макаровна! – с неожиданной злостью прошипела в трубку Женя. – Еще не хватало, чтобы столько народу вокруг нее вертелось! Хватит и одного папиного присутствия! Не ходите, теть Лиз, вы совсем не обязаны! А если ей уколы так требуются, пусть медсестру из поликлиники вызывает!
Она сразу и не нашлась, что ей ответить. Промямлила в трубку вяло, что-то вроде – ладно, завтра посмотрим… И быстро свернула опасный разговор к вежливому прощанию. Нажав на кнопку отбоя, еще раз повторила тихо, скорее для самой себя:
– Но как же… Я обещала… Нехорошо…
Да, неловко получилось. Слава богу, Женя не заметила ее смятения. А было смятение, было. Но не могла же она ей сказать, что… А что, собственно, – что? Она и сама для себя пока не может определить – что…
Да, ей очень хочется еще раз увидеть Жениного отца. Просто – увидеть. Это ведь не преступление, просто хотеть увидеть человека? И выслушать его… Он же пытался ей что-то сказать, важное для себя что-то! Нехорошо это, обрывать откровения на полуслове… По крайней мере, невежливо.
Остаток вечера она бродила по квартире в задумчивости. Странного рода была эта задумчивость, трепыхалась внутри испуганной радостью. А когда легла спать, вдруг слезы выскочили. Она их и не пыталась унять – пусть бегут. Лежала, улыбалась в темноту, слизывала соленые капли, повторяла про себя тихо – просто увидеть, просто поговорить… Ей же ничего больше не нужно! Так мало и… так много! И потом хватило бы надолго этой малости-множества…
Утром долго разглядывала свое лицо в зеркале. Обычно она в зеркало почти не смотрела, хватало привычного, сложившегося с годами почти механического действа – умыться, нанести немного дневного крема, потом спонжиком с компактной пудрой пробежаться ото лба к вискам, по щекам, к подбородку, ресницы слегка подмазать… Все быстро, по-деловому, без лишнего дамского пафоса. Ну, губы еще можно подкрасить. А можно и не красить, и так сойдет. А с прической – с той вообще никогда мороки не было. Волосы от природы были светлыми и волнистыми, сами собой ложились в привычное каре, загибались концами внутрь.
А сегодня вдруг захотелось что-то в себе изменить. Может, накраситься ярче? Зеленые тени по векам растушевать…
Потянулась рукой к Машкиным коробочкам с косметикой – ага, вот они, тени. Нет, зеленые не надо. Лучше эти, бежево-золотистые. Наверное, ей пойдет. Машка как-то обмолвилась, что у нее совершенно необыкновенный цвет глаз – бирюзовый… Еще посетовала, что ей самой такой цвет глаз от матери не достался, а достался отцовский, темно-серый.
Неумелой рукой растушевала тени по векам, густо накрасила ресницы, широкой кисточкой прошлась по скулам, наложив румяна. Потом накрасила яркой помадой губы, стянула их смешным бантиком. Отстранилась от зеркала, глянула на себя, будто со стороны… И рассмеялась тихо, махнув на свое отражение рукой. Здравствуйте, кукла Лиза. Нет, смешно это все, непривычно. Надо умыться. Лучше уж так, как всегда, в привычном минимализме. Тем более не совращать же она Жениного отца идет, а просто увидеть… Просто поговорить… Если удастся, конечно. Может, он и не захочет поговорить? Может, у него вчера неосознанный порыв был, а сегодня все забылось, развеялось? Да и вообще – его днем может не оказаться дома… Мало ли, какие у человека дела?
Дверь ей открыл Саша. Улыбнулся, чуть дрогнул бровями в радостном удивлении. По крайней мере, ей показалось, что в радостном.