Воин не имеет права плакать.
– Что здесь произошло? – спрашивает Уолли, но он и сам уже догадывается. Конечно, на жертвах все еще их дорогие сапоги, килты и перевязи, их серебряные заколки. Полини не внял совету Уолли, да тот и не надеялся на это. В Мире властвует закон силы. Убийцы искали еще что-то, кроме богатой одежды. Теперь эта самая одежда вся пропитана кровью.
– Они забрали наше серебро, – говорит принц, – мы отдали его им. – Даже шепот его имеет странную интонацию. – Они пришли прошлой ночью. – Он задыхается от нахлынувшей боли, и Ннанджи берет его руку. – Мастер Полини сдерживал их.
Всю ночь и целый день? Воистину он был великим воином. Один против пятерых. Мальчик в счет не идет.
Полини перерубил канаты, держащие фок, и корабль не смог двигаться. Возможно, он надеялся, что их заметят и придут на помощь. Всю ночь и весь день без воды и пищи.
И Богиня передвинула кораблик.
Но не слишком быстро!
Зубы Уолли скрипнули, как жернова. Кулаки сжались, дрожа.
– Мне кажется, я ударил одного. Адепт. – Арганари теперь не обращал внимания на Уолли. Ннанджи был его кумиром, юный Четвертый, убивавший колдунов в Ове. Между ними было года три разницы в возрасте, прикинул Уолли, самое большее – пять.
– Ты очень хорошо сделал, – сказал Ннанджи. – Скоро мы приведем тебе лекаря. – Он старался сдерживаться. Уолли не участвовал в беседе, его горло сжало от слез.
– Адепт.
– Да, Новичок. – отозвался Ннанджи.
– Ты возьмешь мою заколку.
– Хорошо, – сказал Ннанджи, – я надену ее и выступлю в ней против колдунов, и когда я приду в Вул, я скажу: «Это Новичок Арганари послал меня».
Мальчика нельзя было сдвигать с места. Оставалось недолго. Он закашлялся и выплюнул еще кровь.
– Адепт. Расскажи мне об Ове.
И Ннанджи принялся описывать ему битву при Ове. Голос его был тих, и рассказывал он только суть дела. Скрипнула якорная цепь, и с кормы долетели тихие голоса.
Потом Арганари прервал его. Наверное, он не очень понимал, что ему рассказывали. Он уже был в агонии, стараясь сохранить сознание.
– Ннанджи. Больно. Я умираю?
– Думаю, да, – ответил ему Ннанджи, – положи руку на рукоятку меча, ты клялся умереть, не выпуская ее из рук, помнишь?
– Я клялся на другом моем мече.
– Я расскажу обо всем менестрелям в Касре, – сказал Ннанджи. – В саге о Сборе Касра твое имя и имя Мастера Полини будут покрыты славой.
Казалось, мальчик попытался улыбнуться.
– Я хотел вернуться домой. Через несколько минут он сказал:
– Ннанджи. Перевернешь меня?
– Если хочешь, – ответил тихо Ннанджи.
– Думаю, что да. Больно…
– Могу я взять седьмой меч? – спросил Ннанджи.
Ответа не было, но Ннанджи встал и протянул руку Уолли. Уолли тоже встал и вынул свой меч. Потом быстро отвернулся. Он не мог бы сделать того, что сейчас сделает Ннанджи – нет, даже если бы мальчик был без сознания, нет, тысячу раз нет, хотя это было привилегией воинов. Содрогнувшись, он поблагодарил Богиню, что Ннанджи попросил его меч.
Он глядел во тьму, стараясь не слушать. Он ничего не слышал. Воин не должен плакать.
– Сейчас не нужно его вытирать, так? – спросил наконец Ннанджи.
Уолли повернулся и, не глядя, сунул обратно меч. Не глядя вниз, не глядя себе под ноги.
– Нет. Нет еще, – отозвался он. И они прошли бок о бок по палубе к морякам, стерегущим пленников.
– Начинай, – велел Уолли.
– Лорд Шонсу, я обвиняю этих людей в убийстве воинов, – сказал Ннанджи, и теперь даже его голос дрожал.
– Есть ли что-нибудь в их защиту? – спросил Уолли, он был здесь и судьей, и свидетелем, ему предстояло стать еще и палачом.
Трио голосов взвыло от страха. Судя по голосам, пленники были совсем юными, но на них были набедренные повязки, значит, они считались уже взрослыми.
Потом один голос выделился из остальных:
– Они силой забрали наш корабль, милорд. Их было четверо. Мы других убили… Уолли дал им возможность лгать. Потом объявил:
– Достаточно! Я нахожу вас виновными. Наступила тишина, прерываемая лишь рыданиями троих.
Уолли уже двинулся с места, когда Ннанджи положил ему руку на плечо:
– Дай это сделать мне, брат.
– Нет! Это доставит мне удовольствие! Может, Ннанджи считал, что Уолли это будет неприятно, может, считал его неспособным на такие дела, но он яростно тряхнул головой, выдернул меч, мелькнув локтем. Маниакальный характер Шонсу тут же проснулся. Уолли Смит был смят приступом безумия. Он хотел разорвать этим убийцам глотки прямо своими пальцами.
Но Ннанджи продолжал просить:
– Пожалуйста, брат. Подари мне их.
– В сторону! – проревел Уолли.
Он ринулся между Томияно и Холийи и принялся полосовать мечом безоружных юнцов. Они громко кричали и пытались отбиваться руками. Он плохо видел и поэтому изрубил их в куски. Удовольствия ему это не доставило, но и сожаления тоже.
* * *
По праву старшего он говорил Полини слова прощания. Под конец его голос охрип, и он попросил Ннанджи отдать почести Арганари. Пока он слушал, глаза его заволокло слезами, он трясся, стараясь, чтобы в ночной тишине не были слышны рыдания.
Уолли видел, как вскипела Река, и пираньи завершили траурную церемонию.
Они ни слова не сказали об убийцах, но Река вскипела под ними так же, как и под честными людьми.
Некоторое время спустя Уолли смог овладеть собой.
– Что ты сделаешь с кораблем? – спросил он Томияно.
– Брошу. Кто-нибудь подберет.
Это не было на него похоже. Впрочем, Уолли знал, что торговый корабль не может буксировать другое судно, и для того, чтобы воспользоваться призом, семье придется разделиться. Таким образом, «Подсолнечник» оставляли на милость Богини.
С горьким чувством перебрался Уолли снова в шлюпку, пора было возвращаться. Расплывчатые проблески света указывали, где ждет их «Сапфир». Моряки молча медленно гребли.
Уолли сидел, спрятав лицо в ладони, снова разрешив течь слезам.
Во всем был виноват он один.
Он не понял послания… Нет, он не смог бы уберечь Полини. Чтобы оставить Пятого на борту «Сапфира», ему пришлось бы бросить ему вызов, может быть, состоялся бы поединок. Полини не стал бы отказываться от него, каким бы ни казался невозможным этот бой с Седьмым. Уолли ничего бы не оставалось, как убить его.