Лицо Ннанджи налилось кровью, он выругался по поводу передержанных воинов. Даже судьи усмехались. Тана была молодой и сильной, но под конец она начала уставать. В толпе раздались требования остановить поединок, они становились громче и многочисленнее. Претендентка доказала свое мастерство, а формальная победа не являлась обязательным требованием. Судьи согласились. Настроения изменились. Предубеждение сменилось профессиональным восхищением и даже симпатией. Кроме того, созерцание красивого женского тела в движении тоже подействовало на мужчин.

После небольшой паузы, давшей возможность претендентке восстановить дыхание (Уолли успел взглядом сказать Ннанджи, что тому не нужно вызывать на поединок насмешника Четвертого), наступило время экзамена по сутрам. Двое судей сели пред Таной, три меча скрестились перед ними на земле. Толпа потеряла интерес и несколько поредела. Тиваникси начал шестьсот тридцать пятую «О Планах Крепостей», и у Уолли упало сердце – это была длинная, скучная и тяжелая для заучивания сутра, ему никогда не приходилось слышать, чтобы ее кто-нибудь читал. Тана улыбнулась Уолли через плечо и начала петь, медленно и старательно выговаривая слова. Дважды она спотыкалась, поправлялась и успешно дошла до конца. Шестой начал следующую, и она справилась с этой тоже. Уолли недоумевал, как она это делает. Он оглянулся на Ннанджи и наткнулся на улыбку победителя. Что-то в этой улыбке было тоже не так. Не похоже, чтобы она говорила только о радости наставника. Ннанджи шагнул вперед, проверить, как идет экзамен – шестьсот тринадцатая, «О Маршах на Длинные Дистанции», – и загадочно улыбнулся.

Внезапно догадка поразила Уолли, как удар грома.

Тана использовала колдовство.

Глава 4

Когда Уолли сошел на берег в Аусе, колдун знал, о чем он разговаривал с Джией перед тем, как покинуть палубу «Сапфира». Колдун, поднявшийся на борт в Уоле, знал имя Броты. Портовые службы везде следили за порядком, кроме Ова; в Ове даже окна лавок, выходящие на причал, были закрыты.

Когда Катанджи проник в башню Сена, он видел там колдуний, перетиравших что-то на тарелках – зелье, решил он. Размолотая чечевица?

Уолли посмотрел снова на ряд зрителей за собой. Не меньше половины их шевелили губами. Ннанджи – точно, он всегда так делал. Уолли оглянулся на Тану, ее глаза бегали туда и сюда по галерее лиц. Когда она взглянула на него, он сказал одними губами:

– Ты мошенничаешь, Тана.

Претендентка вздрогнула и прекратила пение.

– Я не могу выдавать секретов Ннанджи, – продолжал шевелить губами Уолли в тишине, – он мой названый брат.

Она снова начала и опять споткнулась. Зрители затаили дыхание, как на спектакле, когда герои должны вступить в бой. Губы снова беззвучно задвигались.

– Он убьет тебя, Тана.

Конечно, это было преувеличением, хотя кто знает? Хонакура и Уолли много поработали над смягчением нрава Ннанджи. От них он научился милосердию и терпимости, он даже мог простить теперь гражданским убийство воинов – в исключительном случае. Тана откровенно мошенничала. Ярость и стыд Ннанджи могли перейти все границы.

– Начни сначала, – ободряюще предложил Тиваникси.

– Нет, думаю, не стоит, милорд, – вспыхнула Тана.

Ннанджи подбежал помочь ей подняться и крепко обнял ее, утешая. Судьи вежливо пожелали ей удачи в следующий раз и поздравили ее с проявленным мастерством в фехтовании.

Уолли ликовал. Последнее покрывало упало с колдовских трюков, и все благодаря тщеславию Таны. Уолли снова перевел взгляд на Тиваникси.

– Прошу прощения, милорд. Тот держал руку на плече юного Первого, принесшего рапиры.

– Не хочешь ли один-два боя провести сам, Лорд Шонсу? Мы оба знаем, как трудно Седьмому найти хорошую практику.

Уолли уже собирался отказаться, когда заметил, что Тиваникси разглядывает его с явным подозрением. Возможно, мысли о том, что перед ним зомби колдунов, оставили кастеляна, но теперь он хотел проверить туманную репутацию пришельца. Ннанджи уже доказал, что он гениальный воин, – был ли таким же его товарищ, или он самозванец?

Уолли, со своей стороны, проникся симпатией к этому любезному изящному воину.

– Почему бы и нет? – ответил он. – Большее из пяти?

Он выбрал рапиру, самую длинную из всех.

Тиваникси, не желая обременять себя, снял меч и передал его стоящему рядом Шестому. Уолли вслед за ним передал свой меч Ннанджи. Потом снова проскользнул мимо скамей на фехтовальную площадку.

Если предводительство должно решаться в бою, то Седьмые, конечно, будут стараться проверять друг друга в рапирных поединках под видом тренировок. Собственно бой состоится, конечно, на настоящих клинках, но будет уже пустой формальностью. Потом менестрели распишут его для широкой публики и грядущих поколений как кровавую драму. Воины, конечно, восхищаются мужеством, но не безмозглы же они совершенно.

Поединок был объявлен, и толпа снова собралась. Люди на балконах, видимо, обладали какого-то сорта телепатией, так как они тоже притихли.

Противники стали лицом к лицу, салютовали друг другу рапирами, несколько мгновений выждали. Кастелян обладал грацией балетного танцора и легкостью снежинки. Он действительно был очень хорош и очень быстр. И он собирался впервые по-настоящему проверить Уолли с тех пор, как Бог сделал его воином. Они сошлись в поединке, совсем не похожем на смертельный, сражаясь в закрытом пространстве, как морские крысы. У Тиваникси, конечно, была постоянная возможность практиковаться с другими Седьмыми, тогда как Шонсу не имел практики с тех пор, как Уолли вселился в него.

Толпа изредка переговаривалась и вскрикивала, но в основном молча смотрела. Удар – выпад – паррэ – защита – отступление, звенели рапиры.

– Раз!

Уолли увидел несколько новых приемов, кое-какие из них стоило перенять, но если и был где-то воин, равный Шонсу, то это был не он.

– Два!

Они остановились на мгновение перевести дух, потом снова кинулись в бой. Лязг.., лязг… Чей-то громкий голос, какое-то замешательство в толпе отвлекли внимание Уолли от этого серебряного смерча, – и кастелян уколол.

– Раз! – воскликнул Тиваникси.

Проклятье! Шонсу должен был выиграть этот бой по всем позициям. Уолли рассердился и повел поединок жестче, оттеснив Тиваникси к изгороди, где ногам не хватало места для разворота.

– Три! – объявил Уолли; большее из пяти.

Они сняли маски и, задыхаясь, поблагодарили друг друга. Толпа громко захлопала в знак одобрения блестящему поединку и тут же принялась обсуждать его – вне сомнения этот Шонсу, хотя и потерял армию, все еще был хорош в делах с металлом.

Уолли отдал маску с рапирой Первому, потом, усталый и задыхающийся, повернулся к своим, ожидая увидеть улыбки. Вместо них его встретили тревожные лица и взгляды, бросаемые за его спину. Он оглянулся. Двое Седьмых стояли за дальней изгородью.