– Я буду карать. – Туз рубанул рукой воздух. – Карать и миловать! Миловать и карать!
Еще в лесу мы услышали бульканье и шелест воды.
– Речка, – сказал Жрец. – Нам туда.
Мы пошли на звук. Действительно, за деревьями показалась речушка метров пятнадцать шириной. Берега у нее были болотистыми, поросли тонкими осинами и высокой травой, очень похожей на осоку.
– На ту сторону как перебираться будем? – спросил я.
– В брод махнем. Тут неглубоко. Не утонем.
После гибели половины нашего и без того не очень большого отряда для каждого из оставшихся в живых поклажи прибавилось. Помимо той тяжеленной штуковины, которую я пер с момента выхода из лагеря, пришлось тащить еще и вещи Чугунка. Мы резонно решили, что боеприпасов и оружия слишком много не бывает, поэтому захватили все, что смогли унести. Привалы теперь случались чаще и длились дольше.
Под ногами захлюпало – мы ступили на берег. Воды было по щиколотку, но с каждым шагом ее уровень повышался. Еще немного, и я зачерпнул в сапоги.
– Все нормально, – предупредил Жрец. – Максимум по пояс будет. На том берегу костер разведем и согреемся.
Ветер шевелил кусты и деревья, серые перья облаков нависали над головами. Перейдя реку вброд, мы поднялись на холм, лишенный растительности. Тут мы были видны как на ладони, однако никто не смог бы пробраться незамеченным мимо нас. Разве что хуги. О них я и спросил.
Жрец ответил:
– Насчет этого можешь не переживать. Давно замечено: если где-то водятся хуги, шептунов там не будет, и наоборот. Недолюбливают они друг дружку.
– Понятно, – кивнул я. – И долго нам еще до твоего царя горы плестись, чтобы цацку забрать?
– Малехо осталось. Завтра, наверное, там будем.
– Значит, завтра у нас тяжелый день, – решил я.
– Лишь бы тяжелой ночи не вышло, – криво усмехнулся Жук.
Развели костер, сварили кашу из концентрата. После еды меня разморило, глаза слипались, я зевал и валился с ног от усталости. Но, вот засада, нести караул первым выпало мне.
Жрец с Жуком улеглись спать, а я остался сидеть возле костра.
Обступившая со всех сторон ночь пугала странными звуками, непонятным шорохом, скользящими в полутьме тенями. Не верилось, что завтра все может закончиться, что цацка окажется в наших руках. А шептун… С его порождениями мы справились. Справимся и с ним самим.
Что-то насторожило меня, будто кольнуло острым шилом в спину. Я привстал, медленно развернулся на сто восемьдесят градусов. Палец послушно лег на спусковой крючок автомата.
За границей светового пятна, отбрасываемого костром, стоял он. Меченосец, мой отец. Зрелище было жутковатое.
Поднимать остальных по тревоге, будить Жреца и Жука, вспороть тишину автоматной очередью? Я бы так и поступил, если бы меченосец проявил агрессию, но он просто стоял, качаясь, как призрак, и молчал.
Взгляд его был направлен в одну точку, даже не на меня. Чего он хотел, что собирался сделать?
– Отец, – чуть шевеля губами, произнес я.
Он услышал, едва уловимо дернулся, потом снова застыл в ступоре. Я вдруг почувствовал себя смертельно уставшим.
– Отец, это ты. Я узнал тебя. Давай поговорим.
Меченосец вздрогнул, сделал шаг в световой круг.
Я вздохнул с облегчением. Контакт состоялся. Выходит, не все настолько плохо под атрийской луной.
И тут над моим ухом оглушительно грохнул выстрел.
Проснувшийся Жук первым делом схватился за автомат. И, конечно, промазал. Меченосец отпрыгнул, обернулся, бросил на меня пронзительный взгляд и растворился в темноте.
Жук схватил меня за грудки:
– Ты с ума сошел! Он бы нас в два счета оприходовал!
– Отпусти, а не то в табло заеду, – предупредил я.
– Придурок, малолетка! Да что ты себе позволяешь?
– Отпусти. Если бы он хотел нас убить, давно бы убил.
Жрец попытался растащить нас, ударил по рукам вспылившего не на шутку ученого.
– Все, хватит. Разборки оставим на потом.
– Да из-за него нас чуть-чуть не покоцали! – взъярился Жук.
– Да знаю я, знаю, – отмахнулся дикий. – Прости пацана несмышленого. Ему меченосец, видать, совсем башку заморочил.
Я упрямо произнес:
– Гипноз тут ни при чем.
– Ни при чем, говоришь? А чего не среагировал? Нас не поднял?
– Потому что этот меченосец – мой отец, – твердо сказал я.
Смысла скрывать уже не было.
Жук непонимающе заморгал. Думаю, он решил, что у меня мозги совсем набекрень съехали, а дикий недовольно покрутил головой.
– Ты говори, да не заговаривайся.
– Это мой отец.
– Да хоть дед с бабкой! Если твой отец стал меченосцем, то ему уже все равно. Мы для него лишь добыча.
– Не все так просто в этом мире.
Жрец вздохнул:
– Все, проехали. Отбой. Ты, малый, несешь свою смену как положено, потом я, за мной Жук. Никого к костру не подпускать, стрелять во все, что шевелится.
Я вскинулся:
– Зря не веришь. Это был мой отец. Я правду говорю.
– Да плевать, кто он! Хоть кум, хоть сват. Ему сейчас все по одному месту. Его по-настоящему заботит только жратва. Это зверь, животное, которое способно слопать даже своих детенышей. Так вышло, понимаешь?
Его лицо стало злым.
– Я тебя Христом-богом заклинаю, выкинь эту дурь из башки, иначе сам сдохнешь и нас за собой потянешь. Ну, договорились?
Я кивнул.
– Тогда мы на покой, а ты сторожи. Тебе всего-то час остался, – напоследок сказал Жрец.
От нечего делать я достал светящуюся ракушку, подобранную возле долины «гейзеров». Какой-никакой, а трофей. Мы ту долину, можно сказать, с боем взяли.
Свет от ракушки исходил какой-то успокаивающий. Может, кого и привлечет, но одно я знал совершенно точно: отец этой ночью больше не явится. Интересно, зачем он приходил? Хотел поговорить или на что-то решиться? Эх, знать бы точно.
Через час меня сменили. Я положил вещмешок под голову, закрыл глаза и ненадолго забылся. Плохо все, очень плохо.
Утром Жрец сварил кофе, не пожалев драгоценный пакетик, припрятанный к особому случаю. Видимо, час «икс» наступил.
Кофе оказался дрянным. Хоть я никогда не был ценителем этого напитка, даже мне было ясно, что вкус у него не очень. Озвучивать свое мнение я не стал. Ни к чему оно, тем более сегодня.
Жук тоже пил молча, отхлебывая горячую жидкость жадными глотками. Кадык его ходил вверх-вниз, как скоростной лифт в многоэтажке.