Труп мутанта ни с того ни с сего потерял четкие очертания, стал размытым. Вместо одного убиенного мутанта появилось сразу несколько полупрозрачных абсолютно одинаковых туш, уложенных друг на друга с небольшим угловым смещением. Эдакий веер из страхолюдных тел, причем раскрывающийся.
Так, не может этого быть. Глюки у меня, что ли, пошли на нервной почве?
– Звездец! – сказал я.
Крыша медленно отъезжала. Такими темпами недалеко и до закрытого санатория для альтернативно одаренных, а попросту – сумасшедших.
Я протер глаза. Не помогло. Девиз военного егеря – если видишь что-то непонятное, стреляй без промедления – не очень-то подходил к данной ситуации. В мертвеце и без того хватало проделанных мной и Жижей отверстий. Ну куда больше? Решето из него делать что ли? Так мне решета не надо.
Мутантский «веер» достиг, очевидно, своего максимума и так же неожиданно, как появился, начал исчезать слой за слоем. И это мне не снилось.
В себе я уверен. Мозги в полном порядке. Даже шептун не сумел их закомпостировать. Попыток психического вмешательства не было, ни малейших. С некоторых времен я стал весьма чувствителен в этом плане. Просто в горячке сразу не сообразил, не выставил защиту, а сейчас, выходит, расхлебываю последствия.
Что же это могло быть? Предположительно навязанная моим органам чувств иллюзия. Наиболее вероятно – визуальная. Роскошная, качественная, но засбоившая в ответственный момент. Почему нет?
Природа безжалостна, но существует по понятиям: забирая одно, дает другое взамен. Равноценное, не равноценное – не важно. Главное, что происходит некий обмен, своеобразная интерпретация закона сохранения энергии. Этого убудет, зато вон того прибудет. И тем более нечему удивляться, когда имеешь дело с существом (не поворачивается у меня язык назвать то, что осталось от генерала, человеком), угодившим под ка-волны. У каждой твари свои способности. Эта, очевидно, умеет создавать нечто вроде голограммы и запихивать ее образ в голову. А значит…
Крик сорвался с моих губ. Пока я размышлял, зверюга надумала проявить себя, благо никого, способного помешать ее намерениям, не было. Мужики не подоспели, а может, сбитые с толку, мчались в неправильном направлении.
Где тварь находилась раньше, я не сообразил. Наверняка где-то поблизости, затаилась в темноте, выжидала удобного момента. Я не кошка, ночью не вижу, а освещение поселка было скорее интимным. При таком разве что с девушкой целоваться, бой с раздраконенным не на шутку мутантом категорически противопоказан.
И это были еще не все плохие новости на сегодня.
Что может быть хуже разъяренной твари? Правильно, бесшумная и быстрая тварь. Стремительная для человеческих глаз. Хитрая, злобная, на которую смотришь, как кролик на удава, не в силах отвести взгляд, что-то предпринять. И что очень обидно – прекрасно понятно, что вот она крышка, стремительно надвигается. Абсолютно ясно, что надо действовать – стрелять, драться, кусаться. Короче, отстаивать жизнь, не позволять отнять ее уродливой сволочи, у которой из человеческого не осталось ничего. Разве что рук и ног по паре. Ну вот, а эта еще и на четвереньки опустилась. Неужели ей действительно так быстрее? Или деградация зашла настолько далеко, что мутант перенял звериные привычки, навсегда перешел из вертикальной плоскости в горизонтальную? Наши предки когда-то специально распрямлялись, чтобы достать с ветки высоко висевший банан. А эта… Хотя нет, ее же не бананы интересуют.
Между нами каких-то пятнадцать – двадцать метров. С ее темпами всего ничего, короткий миг между жизнью и смертью.
Мама милая, не знаю я тебя, но роди меня, пожалуйста, обратно! Видеть, как несется эта образина с оскаленной челюстью, как щелкает зубами, как примеривается, где у меня уязвимое место, – выше моих сил, моральных и физических.
Счет на миллисекунды. Мозг лихорадочно отрабатывает варианты. Кто победит, кто окажется сильнее – бестия или я?
Выстрел больше инстинктивный, наугад. И мимо! Обидно, досадно, но мимо! Второй. На него так много надежд, так много поставлено! Пуля проходит сквозь густую шерсть (когда же он зарасти сумел?), фонтанчиком бьет кровь. Мутант лишь замедляет бег, а ведь это не первая его рана.
И лишь когда расстояние сократилось до двух шагов, я сумел выстрелить ему в лоб, словно консервным ножом вскрывая черепную коробку. Чпокнуло, со смачным звуком быстро, под давлением, потекла белая густая жидкость вперемешку с костями и кровью. Мозг? Это было тошнотворным зрелищем. Я не мог без содрогания смотреть на размазанную кашицу у моих ног.
Тварь всхрапнула, протянула ко мне здоровенную лапу, но промахнулась. Даже в таком состоянии она не прекращала попыток добраться до жертвы. Видать, ненависть ко всему живому засела в ней глубоко. Она что-то пробулькала, еще раз дернула передней конечностью, процарапала глушитель пистолета, оставив неглубокую борозду, и умерла по-настоящему.
– Ты глянь, что за образина!
Запыхавшиеся парни переводили дух, изредка посматривая на чудовище. Оно было мертвее мертвого. Теперь я мог дать стопроцентную гарантию.
Гостиничный номер был так себе: хоть и без клопов и тараканов, зато с продавленными кроватями и неработающим телевизором. С потолка капало, из окон сквозило. Не верилось, что это Москва, пусть даже ее самая дальняя окраина.
Завтра нас должны были сдернуть обратно в АТРИ, а пока держали в условиях максимально приближенных к спартанским. Единственным развлечением были несколько свежих газет, которые мы прочитали от корки до корки. Еще немного, и я бы выучил их содержание наизусть. Хотя, на мой взгляд, количество рекламных полос уже начинало превосходить полезный объем. Эдак скоро на одну статью будет с десяток объявлений.
– Странно, – заметил Жижа, откладывая газету-«толстушку» в сторону.
На его голове красовалась свежая повязка, но в целом можно было сказать, что он легко отделался. Зверюга могла порвать его на британский флаг, но, к счастью, не стала этого делать.
– Что «странно»? – вяло спросил я.
Жижа охотно откликнулся:
– А ты не заметил? О том, что мы натворили, нигде ни гугу. Будто и не было ничего.
Амикан пробурчал:
– А чего ты хотел от нашей ручной прессы? Пишут не то, что есть, а то, что скажут.
Жижа кивнул, но тщеславие его до конца не угасло.
– Может, в Интернете что-то найдется? – предположил он.
Как и многие, Жижа верил, что Интернет все еще являл собой островок свободы.
– Тебе-то чего переживать: есть там, нет… Чай, мы с тобой не поп-звезды, не киркоровы какие. Чем меньше о нас знают, тем спокойнее нам живется, – открыл Америку Жук.
Я встал с кровати. Пружины жалобно скрипнули.
– Ты куда? – настороженно спросил Жук.
– В сортир, отлить. Проводишь?